Владимир Романовский - Добронега

– Неплохой человек, вроде бы, – предположил Хелье неопределенным тоном.

– Страшнейший проходимец, – уверил его Дир. – Но мы с ним друзья. А с сыном не очень разговаривай. Парень хороший, но есть у него одна тема, он, раз за нее зацепившись, до утра не умолкнет.

– Что за тема?

– О том, как межи захватывают власть над всем миром и ни с кем ею не делятся.

Хелье столько слышал о киевском сале, что хотел попробовать хотя бы из любопытства. Но сало на завтрак не подали. Еды было много, и было очень вкусно. Помимо сала отсутствовало молоко, зато вино было прекрасное. Сидели все за одним столом – Авраам, обе жены, дочери, сын Яван, Анхвиса, Светланка, Дир, и Хелье. Несколько раз чья-то босая девичья нога касалась колена Хелье под столом. Он помнил, что все девушки были, садясь за стол, обуты в короткие сапожки, и заподозрил, что девушка, или девушки, дабы нечаянно коснуться его колена, специально незаметно разулись.

Дир поведал о положении в Ростове, о росте цен, о высоких налоговых сборах. Авраам весело сокрушался и смешно комментировал. Не дожидаясь окончания завтрака, он невежливо ушел по делам. Хелье это рассмешило. Меж тем женщины обособились у окна вдесятером, а Яван остался с гостями мужского пола.

– У отца дурные манеры, – заверил он, – но человек он хороший. Волею судеб угораздило его родиться иудеем, а это очень большая ответственность. Правда, к ответственности привыкают. Иудеи – люди умные, они давно научились перекладывать ответственность на других.

– Яван, а Яван, – попросил Дир, поморщившись, и налил себе еще бодрящего свира. – Не надо, а? Мы только приехали, надо бы отдохнуть.

– В этом-то весь замысел и есть! – провозгласил Яван, многозначительно выпучивая глаза. – Это очень остроумно все продумано. Никто не знает, к чему это все идет. Кроме иудеев.

– Ты сам иудей.

– Я иудей особенный. Мне всех остальных жалко. Вас вот мне жалко. Скоро вы все передеретесь, а потом придут персы какие-нибудь, или вот печенеги, и будут вами править. Или арабы.

– Так ведь и иудеями они будут править, если придут.

– Вовсе нет. Иудеям они будут платить, и иудеи будут жить очень хорошо.

Хелье засмеялся.

– Ничего смешного, – отрезал Яван. – То есть, конечно, это смотря для кого. Все это придумали иудеи, и печенегов привели тоже иудеи.

Дир вздохнул.

– Это он доказывает, что иудеи будут править всем миром, – объяснил он Хелье.

– Уже правят! – возразил Яван, надменно усмехаясь. – Давно правят. С тех пор, как Римскую Империю развалили. А наша местная сволочь по имени Добрыня получает от них крупные суммы, хотя доказать ничего нельзя.

– Про Добрыню я слышал, что он… – начал было Дир.

– Это не важно, что ты слышал. Хуже не придумаешь того, что есть на самом деле. И ведь все его в Киеве ненавидят, а ему хоть бы что.

По большому счету, Хелье было все равно, кто правит миром.

– Много ли в городе шапаров? – спросил он.

– Кто такие шапары? – удивился Яван.

– Яван шутит, – сообщил Дир.

– Шучу? – Яван удивленно посмотрел на него. – Нисколько я не шучу. Я вообще считаю, что шутить – праздное, бессмысленное занятие. Кто такие шапары, ответит мне кто-нибудь, или нет?

– Греки, – объяснил Хелье.

– Греки! – удивился Яван. – И кто же их так называет, будь любезен?

Хелье посмотрел на Дира.

– Все, – сказал Дир.

– Не знаю, – Яван нахмурился. – Может, в Ростове их действительно все так называют. У нас их называют – бизаны.

– Где это у вас? – неприязненно осведомился Дир.

– В Киеве.

– В Киеве! – презрительно сказал Дир.

Хелье не интересовали лингвистические нюансы.

– Много их – в Киеве? – спросил он. – Бизанов, шапаров, ну, в общем, греков – много?

– Представь себе, в Киеве, – подтвердил Яван, глядя в упор на Дира. – Ростовчане могут говорить все, что им угодно, но все они завидуют Киеву!

– Было бы чему завидовать! – возразил Дир.

– Ответь на вопрос! – потребовал Хелье.

– Есть чему завидовать, есть, – заверил Дира Яван.

– Вопрос!

– Какой вопрос?

– Много в Киеве греков?

Яван нехотя посмотрел на Хелье.

– Много, – и снова повернулся к Диру. – Если в Киеве так плохо, а в Ростове так хорошо, чего ж это столько ростовчан здесь околачивается?

– В дружине служат, – объявил Дир.

– Какая дружина, что ты мелешь! – Яван обидно засмеялся. – Голь перекатная голоарсельная, какие-то полу-холопья, только и смотрят, как чего украсть. Кто ж это ростовчанина в дружину возьмет!

– Ты не забывайся! – рассердился Дир.

Хелье положил ему руку на плечо.

– Тише … Сейчас не до того, – многозначительно добавил он, глядя Диру в глаза.

Дир сообразил, что речь идет о государственном деле.

– А чего он гадости говорит! – все-таки возмутился он, остывая. – Все киевляне одинаковы – что ковши, что межи! Спесь на ровном месте.

– Киев не на ровном месте, – заметил Яван насмешливо. – Холмистая местность.

– А будешь оскорблять – сделаем ровное! – парировал Дир. – Всем Ростовом придем и сравняем!

– Угомонись сейчас же! – прикрикнул на него Хелье. – Мне не до глупостей нынче!

Дир замолчал, но было видно, что он очень расстроен и обижен.

– Где останавливаются в Киеве греки? – спросил Хелье.

Яван, забавляясь, смотрел на друзей.

– А где попало, – сказал он. – По всему городу. Ушлый народ. Не такие умные, как иудеи, но тоже ушлые. Не будь иудеев, миром бы правили именно греки.

Две комнаты были отведены дорогим гостям. Дир занял б о льшую, загнал в нее обеих своих сожительниц, и запер снаружи на засов – по, возможно, ростовскому обычаю. После чего он отбыл хлопотать о должности ратника в киевской дружине. Хелье посидел в отведенной ему комнатке на кровати, поразглядывал из окна Днепр, а потом пристегнул сверд, накинул сленгкаппу, и тоже вышел. На улице был яркий киевский полдень в конце апреля.

Если специально ищешь кого-то в большом городе, то вряд ли найдешь. На знакомых всегда натыкаются между делом. Дело у Хелье было, но состоятельность предложения Ингегерд в жены старому князю Владимиру представлялась ему сомнительной. Тем не менее, он решил посмотреть, что к чему, и заодно посетить и изучить Десятинную Церкву.

Киев не Сигтуна и не Новгород, еще раз убедился Хелье. Хотя бы из-за масштабов. Подъем к Десятинной занял около часа.

По пути ему встретилось много разного народу, всех мастей и сословий, мужчин и женщин, свободных и не очень. Как и в Новгороде, женщины держались независимо. Поражало количество лошадей и повозок – улицы кишели конниками и экипажами, открытыми, крытыми, с украшениями и без, грубой отделки, изящной отделки. Возможно, решил Хелье, близость Азии дает себя знать. Лошади – родом из Азии, не так ли. Куда ни посмотри – везде лошадь. В самой Азии наверное вообще ступить некуда, столько навоза кругом.