Владимир Романовский - Добронега

– Разрешаю говорить, – сказал Владимир.

– Ты говоришь, что дружину киевскую поведешь сам, – медленно произнес Добрыня, хмурясь.

– Да.

– Но дружина моя.

– Да. Соберешь ее ты, после того, как сходишь, куда я тебе велел. А поведу ее я.

– А я как же?

Печенег Талец чуть приметно улыбнулся.

– Как хочешь, – сказал Владимир. – Оставайся лучше в Киеве с Косой Сотней за порядком следить. Новгородцы к тебе, как сам ты заметил, любовью не пылают. Хапнут тебя в плен, узнаешь, что они о тебе на самом деле думают.

– Но я всегда водил дружину…

– И напрасно, – отрезал Владимир. – Нет в тебе, Добрыня, умения дружину водить. Отрядом командовать можешь, а дружину ты водил только потому, что племянник твой – великий князь. Не умеешь ты думать за всех, Добрыня. Вот и сейчас – надо было бы тебе меня спросить – а ежели ты, князь, дружину ведешь, то кто же все войско поведет? Но подумал ты не о войске, и не о походе, а о своем положении. Потому и не верят тебе воины.

– Ты, князь…

– Молчи. Где Борис?

– Здесь он. В тереме.

– Приведи его сюда, но не сразу. Пусть подождет у дверей, и ты с ним.

Оставшись один на один с Тальцем, Владимир вскочил с лавицы и уселся боком на край стола – точно напротив печенега.

– Приведешь мне, – приказал он, – не лучших воинов, но самых сорви-голов. Которые сами друг дружку боятся. По которым никто плакать не будет. Ударят они по Новгороду, и отойдут. Еще ударят и еще отойдут. А остальное войско пойдет на Литву, но развернется и на плотах ночью переправится через Волхов.

– Стало быть, урок сыну твоему желаешь ты оплатить кровью людей моих? – насмешливо спросил Талец. – Бывало такое и раньше.

– Бывало, – согласился Владимир. – Но есть и разница. В этот раз войско мое поведешь ты сам. А ударным отрядом печенегов поставишь командовать кого-нибудь еще. Можно Ляшко, он мне надоел.

Черные брови Тальца почти совсем закрыли черные же его глаза. Он перестал играть рукоятью и задумался.

Никогда дотоле печенег не вел варангско-славянское войско. Сам Талец, человек не знатный, презираемый печенежскими вождями, не рассчитывал, что станет когда-нибудь во главе кампании, и вельможные витязи будут подчиняться его приказам.

– А ты тоже ко мне под начало пойдешь? – спросил он недоверчиво.

– Дальние планы все мои, – ответил Владимир. – Но в планах краткосрочных ты волен приказывать и мне, и другим. Давно я не ходил никуда с ратью, многое изменилось с тех пор, а ты месяц как из похода вернулся.

Талец провел пальцами по иссиня-черным густым волосам, тыльной стороной руки тронул бритый гладко печенежский подбородок, покусал губу, и сказал:

– Опасное дело ты задумал, князь. Опасное и кровавое.

– Такая наша доля княжеская, – заметил Владимир автоматически, думая о другом.

– Три года назад умерла Анна, – напомнил Талец.

Глаза Владимира сверкнули.

– Ты это к чему?

– Добрая женщина была.

– Вы, печенеги, женщин за людей не считаете.

– И вы, ковши, не считали, пока Анна на Русь не прибыла. Долго жили Владимир с Анной. Но умерла Анна. И вот прошло три года, и стал наш князь жену свою забывать. И снова превращается в язычника.

– Неправда! – горячо возразил Владимир. – Не смей!

– Неуживчив ты, князь, везде тебе тесно. На всей Руси тесно, решил ты Русь расширить. Скинул греческое ярмо. Как это вы, христиане, говорите? «На круги своя». Долго нежились астеры, страх подрастеряли…

– Ты вот что, Талец, – сказал Владимир. – Ты не забывайся. Все вы, холопы, мизинца моей Анны не стоите. Иди, посмотри, что там с Добрыней и Борисом.

***

Дешевый крог отличается от респектабельного в основном оборудованием и планировкой. В дорогих крогах ставни не болтаются на одной петле, но открываются настежь, когда крог нуждается в проветривании, и запираются наглухо, когда возникает необходимость быстро прогреть помещение. В печи всегда хорошая тяга. Деревянный настил в хорошем кроге постоянно подметается, чистится, и моется, моются столы и лавицы – пролитое пиво не успевает забродить в щелях. Горшки и протвени всегда чистые. Прислуга одевается во все свежее. Вот, в общем, и все.

В дешевом же кроге пол посыпают опилками, и опилки гниют вместе с полом. Стены пропитаны нездоровыми парами, исходящими от печи, в которой вечно разогревается какое-то бесформенное, бугристое, неопределенного цвета варево. Брага, отдающая сивухой, льется на столы, которые никогда не протирают. Бодрящий свир производится из непонятных ингредиентов с противным запахом. А посетители неряшливы, неаккуратны, и склонны браниться по малейшему поводу.

Но даже такие кроги украшают, как могут – в основном квадратными разноцветными флажками, хотя некоторые хозяйки для пущей важности вешают на окна сальные занавеси – на Снепелицу. И даже в таких крогах, бывает, развлекают народ не один, и не два, а целых три пьяных гусляра, нестройно играющие и поющие, как правило, что-то очень простонародное, какие-то нелепые подражания ранним песнопениям Баяна.

Именно в таком кроге и сидел в тот вечер несчастный Борис, сын правителя, посадник без посада. Ему не хотелось возвращаться домой. Отец обязательно заметит и опять начнутся скучнейшие нравоучения. Борису тридцать один год. Ему давно положено чем-нибудь править – а хоть бы и всей Русью, и Землей Новгородской в придачу. Пока Владимир соберется освободить место – и постареть недолго! Но ведь освободит когда-нибудь? А тут как раз братья. Которых их жены науськивают. Только Ярослав без жены, но он самый подлый и есть! Вот если бы отец, прежде чем уходить на покой или умирать, убил бы их всех – вот тогда бы и была настоящая жизнь.

Тем не менее, в детинец стоит сегодня возвратиться. Там празднуют Снепелицу не так, как здесь, там брага чище, пиво вкуснее, вино есть. А то пьешь, пьешь, вкус все гадостнее, а в голове не играет, а только шумит монотонно.

Двое варангов подошли к крогу и молча переглянулись. Выследив княжьего сына, они проследовали за ним от самого торга. Теперь, по их подсчетам, он должен быть достаточно пьян, чтобы не оказывать сопротивления. Варанги вошли внутрь.

Чернявый сидел у самой печи и действительно выглядел нетрезвым.

– Срочное дело, – сказал один из варангов, подсаживаясь к чернявому.

– А?

– Дело очень срочное. Есть тут неподалеку дом, и в нем живет женщина, замышляющая козни против князя. Ее нужно похитить и скрывать три дня, а потом доставить князю. Получается большой выкуп, но нам нужен надежный человек, который бы ее эти три дня стерег. Не откажешь ли?

Чернявый пьяно посмотрел на варанга.

– Кр… красивая? – спросил он.

– Говорят, что да. Дочь италийского купца.

– Далеко?

– Здесь рядом.