Владимир Романовский - Добронега

Добрыня сел, крякнул, и поднялся на ноги.

– Ключ давай сюда.

Добрыня протянул Владимиру ключ от покоев.

– Слушай внимательно. К полудню чтобы вся твоя свора была готова к выступлению. Погрузишься на ладьи и пойдешь в Вышгород. Найдешь там Марьюшку нашу замечательную, если она не убежала еще. Если убежала – черт с ней. Потом найдем. Найдешь Святополка. Охрану их, и всех кто сунется – не щадить. Дальше сам знаешь. Если посчастливится тебе взять Болеслава – хорошо. Нет – так нет. Ловить мы его не будем, пусть катится. По старой дружбе. Понятно?

– Да, князь.

– К полудню к тебе и твоим горлохватам присоединятся двое. Один большой, туповатый, но хваткий. Второй поменьше, тощий, но серьезный. Возьмешь их под начало, держать будешь возле себя, пусть пройдут… как это ты называешь? … проверку боем. На всякий случай. Они не очень опытные, так что не гони их в самую гущу. Постарайся мне их сохранить. Обоих. Понял?

– Да. Как их зовут?

– Хелье и Дир.

– Варяги?

– Сколько раз тебе говорить – не коверкай слова, как на торге! Варанги, а не варяги. Из них только один варанг, Хелье. Второй из каких-то тусклых мест, вроде бы изяславовы владения, но это не важно. Если их замутит, не позорь ребят, не чести их, и горлохватам своим запрети. Ребята хорошие. Все понял?

– Да.

– Иди, собирай рать свою страшную.

Владимир вошел в покои. Борис храпел, вздрагивая в похмельном сне. Уснул он на постели Владимира не раздеваясь, в сленгкаппе, не сняв сапоги.

***

Дир проснулся к полудню, оделся, и перешел в комнату Хелье. Хелье не спал – сидел у окна с мрачным видом.

– Пойдем, – сказал Дир. – Пора.

– Иди, если хочешь, – ответил Хелье.

– А ты?

– А я не пойду. Скажешь там, что я приболел. Рана меня мучает. Выздоровею, но не сегодня.

– А она мучает?

– Не то, чтобы очень. Но ни на какие действия я сейчас не способен. А жечь города я вообще не намерен.

– Ты это о чем?

– А для чего, по-твоему, Владимир Косую Сотню посылает в Вышгород? Для приятной прогулки?

– Ну так там же, вроде, мятеж.

– Что там мятеж, ты узнал от меня. А хоть бы и мятеж. Оставь меня в покое.

– Хелье, не дури…

– Я по городу погуляю. К Явану зайду, а то он там сидит один.

– Слушай…

– Иди, Дир, иди.

– Ну, как знаешь. А только… Ежели надумаешь…

Дир подумал, посмотрел еще на Хелье, и вышел.

Рана действительно болела, и Хелье действительно чувствовал слабость. Но дело было, конечно, не в этом. Дир не уловил тонкостей.

Зато их прекрасно уловил Владимир, когда Добрыня сообщил ему, что второй новобранец, варанг, не явился на сбор.

В комнату постучали.

– Открыто, хорла, – крикнул Хелье раздраженно.

Князь вошел и прикрыл за собой дверь. Хелье кивнул ему, но не поднялся с лавицы.

– Болит? – спросил Владимир, присаживаясь рядом.

– Не очень, – сказал Хелье.

Владимир помолчал, поразглядывал прячущего глаза Хелье, и произнес задумчиво,

– Я думал, друг твой тоже откажется. А он не отказался.

– Да.

– Но ведь так нужно? – сказал князь полувопросительно.

– Кому нужно, тот пусть и делает.

– Но ведь есть приказ.

– И что же?

– Приказам следует подчиняться.

– А я, князь, тебе ничего не обещал, не так ли. Я не одобренно-посвященный, я сам по себе.

Упрямый какой, подумал Владимир. Как нужны такие люди, особенно сейчас. Сказал, что сделает, и сделал. Мне бы десять таких молодцов да год сроку, чтобы их приручить.

– Для чего же ты оказал мне вчера услугу?

– То услугу. Служить тебе я готов. А душегубствовать ради тебя без разбору – нет. И жить я здесь у тебя не собираюсь. Где жил, там и буду жить.

Да, подумал Владимир, таким тоном и такими словами со мной никто не разговаривал уже лет пятьдесят. И ведь неглуп парень, знает, что делает. Не от глупости дерзость, но от разума. Нравится он мне. Совсем еще мальчишка.

– Делай, как знаешь, – сказал он. – Алешка тебя помнит… Был ты, стало быть, у Ярослава.

– Был.

– Как он тебе?

Хелье все-таки удивился и поднял брови.

– Не стесняйся, – сказал Владимир. – Дело такое, брат Хелье. Молодой ты совсем, подкупить тебя не успели, развратить тем более. А мне вот положиться стало не на кого. Да что положиться – поговорить не с кем. Даже с Алешкой. С сыновьями моими и подавно. Дочери все наглые. Добрыня туповат стал. Странные дела у нас творятся. Говори – понравился тебе Ярослав? Говори не таясь.

– Ничего, – честно ответил Хелье. – Смелый он и рисковый. Хоть и странный.

– Хорошо он тебя принял?

Куда уж лучше, подумал Хелье. За нос водил. Посмешищем сделал прилюдно. В темницу посадил. Безоружного Житнику на растерзание отдал. Промолчать, что ли? Сделать ему ясные шведские глаза? А что, сделаю.

Владимир посмотрел в шведские глаза и улыбнулся.

– Отдыхай, – велел он. – А то сходи домой, там отоспишься. Где ты живешь?

– В Жидове. В доме купца Авраама.

– Знаю такого. И дом знаю. В общем, понадобишься ты мне скоро, Хелье. Казначея я предупредил. Зайдешь к нему, это в пристройке напротив входа, дверь синяя. Анастас его зовут. Он тебе выдаст двадцать гривен. Нужно будет еще – приходи, не стесняйся. Из города не уезжай, и из дому надолго не отлучайся. Согласен?

– Согласен.

– До встречи. А я пока пойду Алешку проведаю.

***

Прошедшим вечером, в Снепелицу, Святополка, сбежавшего из темницы, приняли в узком кругу в тереме Марии радушно. Болеслав обнял зятя, а сестры, Мария и Предслава, поцеловали. Святополк радовался, говорил возбужденно, перечислял свои невзгоды таким тоном, будто все время в темнице было глупой, нелепой шуткой. Передние зубы его потемнели, часть волос выпала, был он худой и длинный. Он отказался от вина, поднесенного ему Эржбетой, и сказал, что пока жена его и ее духовник находятся в неволе, пусть и на свежем воздухе, пить он не будет.

Хлынул ливень, и продолжался до рассвета. Затем небо расчистилось и одновременно посветлело. Ночное совещание, вызванное докладом о промашке с Борисом, на этом прекратилось – сколько можно переливать из пустого в порожнее. Прибыли варанги, привезли какого-то пьяницу, и оказался он вовсе не Борис. Васс теперь спит, а когда проснется, будет в ярости по этому поводу, мол, ничего-то вы не умеете, дураки безмозглые. Святополк, еще не успевший опомниться от свалившейся на него свободы, перевозбужденный, очень усталый, ушел спать первый.

Болеслав вернулся в комнату, в которой три недели кряду был совершенно счастлив, но возлюбленной своей он там не обнаружил. Более того, остатки разодранной простыни на постели и на полу, распахнутая ставня и сломанная свеча говорили о вмешательстве в его дела враждебных сил.

Мария еще не спала. Нужно было собирать и опрашивать охрану. Оказалось, сделать это некому – Васс отсутствовал. Как, ведь он же спит? Нет, его нет в его покоях. А где он? Неизвестно.