Геннадий Прашкевич - Тайный брат (сборник)

«Это так, – согласно кивнул престарелый лукавый дож Венеции. – Но святые паломники обещали вернуть мне Зару. Только в ответ на это я могу доставить их в Святую землю».

«…а Филипп Швабский, император Германии, через своих посланцев передал святым паломникам, взявшим штурмом Зару: «Сеньоры, теперь посылаю к вам законного константинопольского наследника, брата моей жены Алексея, и вверяю его руке Божьей, да сохранит он его от погибели. И коль отправились вы во имя Господа за правду и справедливость биться с неверными, и коль помог вам Господь утвердить правду в городе Заре, который вы вернули Венеции, то так теперь вы должны помочь и другим повергнутым восстановить их законные права».

Вот что император Германии передал благородным баронам в Зару: «Коль на то будет воля Божья и восстановите вы на троне молодого Алексея, истинного императора константинопольского, он тогда всю свою ромейскую империю подчинит Риму, от коего она некогда отпала. Вы вложили в поход все свое имущество, а потому бедны, а молодой Алексей, буде станет он императором, даст вам сразу двести тысяч марок серебром и всякого продовольствия на всю армию. И сам отправится с вами в Вавилонскую землю или, если вы того пожелаете, даст десять тысяч человек в ваше распоряжение. И будет он вам служить целый год, и покуда он будет жив, всегда пятьсот его самых крепких людей будут охранять с вами Заморскую землю».

На военном совете один только отец Валезий сказал благородным баронам: «Опомнитесь! Разве Константинополь ваша цель? Разве ваша цель не гроб Господень?»

Отцу Валезию ответили: «Ты сам знаешь, мы ничего не свершим в Вавилонии и в Сирии, потому что силы наши малы. Зато для начала мы можем восстановить порядок в земле христиан и, набравшись сил, ударить потом по агарянам. К тому же, откажись мы от соглашения, заключенного с народом Венеции, позор падет на нас всех».

Так переговорив, благородные бароны послали специальных красноречивых людей к апостолику римскому, зная, что апостолик недоволен взятием Зары. Но еще до ответа великого понтифика стали тайком уходить из Зары те паладины, что не желали обращать свой меч против христиан. На одном корабле бежали сразу пятьсот человек, и было то, наверное, неугодно Богу – все потонули в бурю.

Другой отряд ушел по земле в Славонию, там многих убили.

Увел своих людей из лагеря знатный барон родом из Германии – Вернер Боланд.

Тайно ушли из Зары барон Рено де Монмирай, а с ним Эрве де Шатель, его племянник, и Гильом, который из Шартра, и Жан де Фрувиль, и его брат Пьер.

Так же тайно ушел из Зары знатный рыцарь Робер де Бов. Он преступил клятву, данную дожу Венеции, и направился в Сирию.

Даже славный барон Симон, граф Монфора и Эпернона, не устоял – заключил тайное соглашение с обиженным паломниками угрским королем. И ушли, бросив войско, сеньор Ги де Монфор, и барон Симон де Нофль, и мессир Робер Мовуазен, и Дрюэ де Кресонсак, и другие, смущенные видом льющейся христианской крови…

«…матросы сердиты, бормотал Алипий. Тебе не надо было отбирать у Конопатчика кинжал, Ганелон. Если Конопатчик ослепнет, тебя бросят в море.

Но Ганелон не испытывал страха.

Правильнее не бежать от страха, а искать его.

Если что-то направлено против тебя, значит, нужно идти навстречу опасности.

Ганелон не боялся страха. Он не боялся моря. В конце концов, море уже приняло многих. Он слышал, что в море было опущено тело славного трувера благородного рыцаря Ги де Туротта, шатлена Куси, умершего от жестокой болезни и старых ран во время морского перехода из Зары в Константинополь. Только Господь знает, где пресечется путь каждого отдельного смертного человека.

Так пел шатлен Куси – славный трувер, благородный рыцарь Ги де Туротт.

Ганелон смиренно приникал лбом к шершавому дереву.

Господи, дай мне сил. Если даже аббаты преданы смущению, если даже благородные рыцари не видят истинного пути, как прозрю я, слабый? Господи, видишь ты, я окружен бесчестными грифонами, нет человека, протянувшего бы мне руку помощи. Терплю плевки, пью гнилую воду, как зверя меня дразнят. Как достигну высокой цели? Сам лукавый дож Венеции с яростью стучал ногой на отца Валезия, почти невидящие глаза дожа горели. «Если даже великий понтифик отлучит меня от Святой римской церкви, – кричал дож отцу Валезию, – я все равно верну трон юному Алексею, накажу ромеев за их грехи!» Слаб я, истощен, шептал Ганелон, не вижу пути, оставлен один на один с грифонами посреди водной пустыни. Папа римский простил паломников, вернувших разграбленную Зару угрскому королю, но простит ли он паломников, обративших меч против Константинополя?

Ганелон опустил руку на горшок с гнилыми бобами и заплакал. Конфитиер… Признаю… Так он заплакал.

– Ромеи – древний народ, – доносилось до него бормотание Алипия. – Их город велик, по краям стен императорского игралища распределены медные фигуры быков, коней, женщин, верблюдов, львов – они принюхиваются медными ноздрями к сладким запахам. Как в евклидовы времена, гремят серебряные тазы в термах. Средь прочих услад, азимит, только в городе городов ты можешь вкусить нежного мяса пятимесячного ягненка и белое мясо трехлетней курицы, особенным образом откормленной. Только в городе городов, азимит, ты можешь попробовать мясо ягненка, жаренное с фригийской капустой. Ты будешь доставать его из жира в горшке прямо руками. Ты увидишь, азимит, что пища может доставлять истинную усладу. Попробуй хлеб из Киликии и белый настоящий хлеб с Крита. Попробуй копченое мясо из Вифинии, оливки из долин Меандра и Лакадемона. После телятины, доставленной из Эпира, пусть именно аттический мед подчеркнет вкус тонкого евбейского вина…

Своим бормотанием Алипий сильно искушал пленника.

Ганелон мог бы ударить снизу кинжалом, но клинок, наверное, не пробил бы толстую кедровую доску. К тому же Алипий слеп. Он знает морские течения, огни маяков, силу различных ветров. Он умеет выгодно торговать, а значит, обманывать. Может, в смуте душевной Алипий уже и догадывается слабо о невидимых связях между вещами, может, в смуте душевной он уже и догадывается, что мысль сама по себе есть некая форма опыта, но он слеп, слеп. Ему все равно, везти на «Глории» мертвый груз или живую птицу, тяжелое зерно или несчастного пленника.