Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

– Дед, ты здесь? – вслух позвал Игнат. Приблизившаяся метра на три официантка снова отступила в тень. Вид у нее был окончательно обалдевший. Можно полагать, что при следующем его появлении она тут же вызовет охрану. Чтобы не обострять ситуацию, Приходько достал бумажник и демонстративно выложил на стол пластиковую «раскладушку» с золотыми и платиновыми карточками. Девочка все поняла правильно и обслужила его быстро, четко и молча. Не потратив ни одной лишней секунды. Полторы тысячи рублей «на чай» должны были ее окончательно успокоить.

На выходе из торгового центра по-прежнему улыбающийся Игнат вспомнил, что оставил машину дома. Может, и к лучшему – по пути домой он еще несколько раз попытался наладить связь с дедом, на этот раз «про себя», но ничего не вышло. Не раздался в голове старческий голос, вещающий и пророчествующий. Не осенило, что делать, и как, и к чему все это приведет. Но все равно неплохо.

Богдан, конечно, хорош… Нет, что его родственники ходят в орденских лентах и вешают на стены дипломы «Российского Дворянского Собрания», это нормально. И, между прочим, у Богданова отца есть даже самые настоящие ордена «За Заслуги перед Отечеством» и «За Заслуги», русский и украинский, и это помимо нескольких побрякушек того же «собрания». В целом они относятся к покупным титулам и остальной мишуре спокойно. Он – просто как к возможности пообщаться с некоторыми интересными людьми в не самой формальной обстановке; жена, мачеха Богдана, – как к лишнему подиуму, где можно в свое удовольствие посверкать бриллиантами. И, разумеется, никакого отношения к старому смыслу слова «дворянин» это не имеет…

Игнату подумалось, что это забавно, в какой именно странной ситуации его приятель окончательно определил свое отношение к окружающему миру. Впрочем, не особо скрываемое и ранее. Можно быть уверенным: когда придет время, чтобы добраться до Гоа, родившийся в Москве этнический украинец будет загонять нас всех в газовые камеры без оглядки на национальность. И ему будет, наверное, удивительно, если такая готовность окажется невостребованной.

До дома Игнат добрался довольно быстро, ни на что не отвлекаясь. Легко взбежал на третий этаж, открыл стальную дверь, снова закрыл, снял квартиру с сигнализации. Родители жили в правительственном комплексе в приличном месте, но после поступления в Академию он переехал в старую бабкину квартиру, переделав пару комнат по своему вкусу при помощи отцовского дизайнера и наслаждаясь эффектом, который это производило на сверстниц. У родителей он бывал по два-три раза в неделю, там же, в общем-то, чаще питался «по-домашнему» – а здесь было место, где он мог жить почти как хочет. Два раза в неделю приходила домработница: убирала, стирала, гладила и готовила какую-то мелочь. Родители считали, что пожить отдельно ему на этом этапе жизни полезно. И не в общежитии же!

Дальняя «малая» комната, которой он не пользовался, постепенно превратилась в склад ненужных вещей: полки с книгами, несколько чемоданов с зимним барахлом, сто лет никому не нужные лыжи. Несколько сломанных джойстиков в картонной коробке без крышки, там же – давно вышедшие из моды игровые и музыкальные диски в пластиковых футлярах, в том числе в треснутых, без вкладышей. Устаревшая модель компа, перенесенная им сюда полгода назад, когда он купил себе новый, с самой современной видеокартой. В общем, всякое барахло.

Игнат отпихнул с пути попавшуюся под ноги куртку, заброшенную сюда с марта и забытую. Ну что, здесь? Он сдвинул пыльное стекло вбок и с трудом снял с верхней полки один из тяжелых альбомов. Плотный картон, тисненый коленкор на обложке. Углы чуть обтрепались, но это был один из тех альбомов, который он помнил с детства. Лет в пять-шесть он любил их листать, потом мама их убрала. И больше, в общем-то, с тех пор и не доставала.

Первая страница: несколько мелких фотографий в виде квадратиков и прямоугольничков, наклеенные зигзагом при помощи «уголков» на чуть выцветшие страницы из фиолетового картона. Часть наполовину оторвалась, но так было всегда, с самого начала. Их никогда не подклеивали, просто оставляли как есть. На фотографиях был изображен молодой человек с широким подбородком и выпяченной губой. На одном из снимков у него был испуганный вид – так часто бывает, когда снимаешься для документов.

Ага, ага… Вот так и выглядел дед Остап, отец матери.

Два пацана стоят плечом к плечу, левый держит на руках мелкую собачку неизвестной науке породы. Вид у обоих серьезный, если не сказать суровый. Один постарше, второй помладше, разница на вид года в два или три.

Еще одна парная фотография, на этот раз с удочками. Та же собачка сидит у ног, кстати. Потом на страницах сплошь дед Остап, но несколько карточек не подклеены, а просто вложены: именно среди них Игнат и нашел то, что искал.

Человек в военной форме; за спиной – фюзеляж самолета, наполовину увешанный увядшими ветками. Снятый был здоровяком с широченными плечами и тем же крепким подбородком. Было видно, какое у него усталое лицо. Наметанным взглядом Игнат опознал самолет как «Як», но модель было не определить, да, в общем-то, и незачем. Именно эту фотографию он помнил с детства. И еще одна – там было два человека, сфотографированных рядом: тот же светловолосый здоровяк и довольно щуплый офицер с неприятным отечным лицом. Оба в комбинезонах, с планшетами и кобурами, с перчатками и шлемофонами в руках. На обороте первой карточки было довольно детским подчерком написано: « Дорогому братику от Степана! Не забывай! », и строчкой ниже: « IV/1943 ». На второй обнаружилось лаконичное « л-т Гнидо и л-т Приходько, 1943 ». Вздохнув, Игнат осторожно отложил обе карточки в сторону, поместив их поверх стопки дисков, затем добросовестно пролистал альбом до конца. Нет, больше ни единой, только эти.

Он поднял альбом на место, задвинул стекло, подобрал отложенные фотографии и тихонько вышел из комнаты, снова пихнув ногой куртку. Бесцельно побродил по квартире, размышляя и время от времени поглядывая то на одну фотографию, то на другую. Появившееся было сначала ощущение безошибочности ушло, теперь он начал сомневаться в том, что угадал.

Дед Остап не воевал, хотя служил под конец войны где-то в войсках береговой обороны на севере. У него была пара простых медалей с войны и полная коробка юбилейных наград. Про брата он когда-то рассказывал, но больше пересказывала мать, в том же детстве. Впрочем, чего там «больше»… Мать своих пролетарских корней немного стеснялась, и Игнат про деда знал немного, а в отношении его старшего брата и вовсе понятия не имел, какого тот был года рождения, где работал (вроде бы электриком), где учился, где воевал. Если бы он был бандеровцем, отец бы, может, что-то и сам накопал: в наши дни иметь родственника, участвовавшего в освободительном антикоммунистическом движении (и тем более погибшего за это) было в России и на Украине очень выгодно. Это даже могло при правильной эксплуатации темы открыть некоторые новые двери для бизнеса, помочь налаживанию связей и так далее. Ну, по крайней мере, насколько он мог судить с колокольни человека, едва окончившего первый курс Академии государственной службы, но часто находящегося в ситуации «я тихонько сижу за общим столом и слушаю старших».