Владислав Стрелков - «Огненное зелье». Град Китеж против Батыя

Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:

– Очнись, Владимир Иванович! Очнись!

Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.

– Что случилось?

– Ох, слава Господу, жив! – крестится дед Матвей. – Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…

Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.

– Казус какой… Владимир Иванович… – Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, – ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.

– Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.

– Нет… это… конец… чую. – Коловрат закрыл глаза. – А славно… мы бились…

И, выдохнув, замер.

Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.

– Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.

Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря – Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.

– Княже! – опять крикнули со смотровой башни. – Наши из леса возвращаются.

Сотня Лисина, наконец, вернулась из леса. Долго их не было. Почему задержались? Макар Степанович въехал в гуляй-город верхом, а с ним очень знакомая личность…

– Долгие лета, Владимир Иванович! – поздоровался воин в золоченом доспехе. Причем в изготовленном по подобию наших.

– И тебе, Владимир Юрьевич, долгие лета, – кивнул я в ответ.

Сын великого князя лихо спрыгнул с коня. Быстро прошелся по гуляй-городу, особо не обращая внимания на вражьи стрелы, покачал головой на сваленные в сторонке трупы степняков, посмотрел на поле…

Пока он знакомился с обстановкой, я спросил у Лисина о результатах рейда.

– Посекли всех поганых, княже, – сказал Макар Степанович.

– А Борзов где?

Лисин склонил голову.

– Поганых две сотни было. Пять десятков от огненного зелья полегло, остальных мы побили… – голос боярина дрогнул, – убит Миша. Голову кровнику свернул, но не уберегся в сече.

Я взглянул на небо. Вороны… вороны… вороны… над полем кружила большая стая. Даже грохот взрывов и пушечная канонада не пугала их. Птицы ждали своего часа.

– Там и дозоры княжича встретили, – добавил Лисин. – Их боярин из коловратовской дружины провел.

– Ну, говори, князь Керженский, – сказал подошедший княжич, – что далее делать потребно. Ведь это ты у нас теперь главный воевода.

Что ж, если меня признал воеводой сын великого князя, то и сам Юрий Всеволодович тоже, но на время, а потом, скорей всего, попробуют использовать или вовсе избавиться. Никому не нужен такой конкурент в борьбе за власть. Ладно, посмотрим, а сейчас имеются другие проблемы.

– Сколько воев привел, княжич?

– Со мной двадцать сотен, – приосанился парень. – Там, в лесу стоят.

Хм, как, интересно, они там сумели разместиться? В лесу мы специально расчистили просторную поляну при вырубке. Нашим лошадям там достаточно просторно, но вместе с прибывшими толкотня, наверное, жуткая. Однако пусть потерпят. Как подорвем фугас, так сразу в атаку и пойдем.

– Что там Русак-то, может, не видит? Киньте еще дыма.

– Он не увидит, княже…

Я обернулся на голос.

– В том мешке были головы… – хрипло сказал Демьян, и по лицу его текли слезы. – Егора, Акима… всех…

Свело болью грудь… это я виноват в их смерти… проклятый степняк, чтоб ты в самое адово пекло попал!

– У-у-у-… – выхватив карабин из рук Кубина, я метнулся к минифортам, отпихнул заряжающего в сторону, высунул ствол «Тигра» в смотровую щель и прицелился в сосну. Полтора километра…

Даже для СВД запредельное расстояние, а для охотничьего карабина – тем более, но надежда есть. На таком расстоянии пуля никого даже не поранит. Синяк в худшем случае, но даже малого толчка достаточно, чтобы сорвать дощечку с чеки. Только попасть… только попасть…

Прицелился, потянул спуск…

П-чих! В оптику видно верхушку сосны, но пуля прошла, ничего не задев. Хоть бы веточку… чтобы понять… Еще две попытки – без результата. П-чих! П-чих! П-чих! Мимо…

Вытаскиваю карабин и быстро скручиваю глушитель. И вновь целюсь.

Ничего не должно мешать. Теперь для меня никого рядом нет. Нет никакой битвы, нет пушек, людей, ничего нет. Есть только цель – дощечка, а в ней весь враг. Именно в ней. Все зависит от проклятой деревяшки…

Бах! Ветка гораздо левее и ниже цели заметно вздрагивает. Ага! Теперь выше и правее…

Бах! Пуля срезала ветку рядом с целью. Проклятье! Еще чуть-чуть правее…

Бах! Мимо…

Последний патрон… от напряжения сводит руки и слезятся глаза. Расслабил кисти и зажмурился. Вдруг перед глазами встала та картина с моими предками. И явно вижу пустое место рядом с князем Владимиром Дмитриевичем. Для меня? Или Бориса?

– Володя, – слышу голос деда Матвея. – Монголы с холма уходят.

В оптике цель. И единственный патрон в карабине.

– Небывалое – бывает, – шепчу я и плавно тяну спуск.

Бах! Дощечка исчезает из виду. Попал! Мина сработает через две-три секунды. Успеваю посмотреть на холм через оптику. Действительно, куда-то собрались. Ага, вот и Батый…

Земля вздрогнула и вздыбилась. Вверх полетели бревна, грунт, люди. Огненный вихрь мгновенно вырос и раздался в стороны. С жутким воем полетели в разные стороны огненные шары, накрывая вражьи полчища беспощадным пламенем…

При закладке я повторил опробованный на лесном озере способ – в центре пороховой заряд, а по бокам и сверху бочки с нефтяной смесью. Только теперь пропорции были в разы больше. И взрыв мощнее – от грохота заложило уши и сбило с ног ударной волной наших ратников. Даже на таком расстоянии.

А монголов просто разметало. Многих пожгло. Ханской гвардии почитай нет. От тумена тяжелой конницы остались крохи – всего пара сотен; остальные степняки, разом лишившиеся высшего руководства, в панике пытаются выбраться из ловушки, но оба выхода из поля перекрыты русскими ратями. В перелесках разгоралось сражение. Теперь пора ударить и нам.

– Коня! – крикнул я. – Эй, на башне, стяг сюда!

Пока еще не привели коней, я отдавал последние распоряжения.

– Трифон, Николай! – позвал я десятников пушкарей. – Мы сейчас по поганым ударим. А вы сейчас отстрелите заряженную картечь и заряжайте пять пушек фугасами, и палите вон туда, а затем скатывайте орудия вниз. Берите весь огненный запас. Зарядов не жалеть. Николай, три пушки налево тяни, где поганых меньше, – и я показал на левую часть поля. – Встанешь там и с боярами Бравого оборону держи. Ты, Трифон, с четырьмя развернешься вон туда, видишь, где поганых больше всего? Мы ударим наискось, а ты жди, как от тебя по правую руку окажемся, тогда бей в самую гущу. Мы за пушки забежим и опять ударим. Если поганые отойдут, то двигай пушки ближе и бей.