Олег Измеров - Ответ Империи

– Но ведь не все же так можно решить. Например, вживую съездить к родственникам, да и на юг… На море не будешь просто смотреть.

– Если надо срочно к родственникам, у нас удешевляют авиаперевозки. Первые пассажирские машины у нас строили на основе бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов, а сейчас основное – это экономичность. А на юг главное – правильно организовать сервис. Раньше человек мучился несколько суток в вагоне, теперь, войдя в поезд, он начинает отдыхать. Ездят же люди в круизы на теплоходах по Волге или Днепру, там вообще медленно, но они отдыхают, я сама так с детьми ездила. Купались на каждой стоянке, сколько городов новых повидали…

– Мне тоже доводилось. Красивые места в России…

– Вот как только человек садится в поезд – это для него железнодорожный круиз в двухэтажных вагонах. Даже питание каждому по диете определяют, как в ведомственной поликлинике врачи указали. Компьютерные сети в умелых руках – это все. Только важно четко разделить, где вопрос решает переброска информации, а где человек должен остаться человеком, живым, чувствующим, а не уходить в почтовые романы. Культура здесь еще не сказала своего последнего слова.

– М-да. Скажите честно, зачем вам при всем при этом неандерталец из капиталистического прошлого? Кроме научного интереса и проверочных мероприятий, каких вшей он с собой завез?

– Вот вы как… А я только что хотела вас спросить, как вы смотрите на перспективы демократизации СССР. Без развала страны, конечно.

«Провокационный вопрос? Или… А что меня провоцировать? Я вообще-то тут из демократической страны, значит, как честный гражданин, в демократию просто не могу не верить».

– А что, знаете, у вас получится. Вы только, пожалуйста, как японцы говорят, лица своего не теряйте. Демократия – это не право личности, это право личностей уживаться вместе, рассудить по справедливости… Это, это… как вам сказать, это диктатура закона, ума и совести; этими тремя вещами невозможно злоупотребить.

– Я смотрю, вы взволнованы.

– Так. Наболело. Понимаете, ходишь тут у вас и завидуешь – почему мы не смогли так же?

– У вас еще все в будущем. Вот вас изучим, посмотрим, какие в вашем мире, как говорят на Западе, баги. Может, и найдем что посоветовать.

– Хочется верить.

«Баги, значит, будут по мне изучать… Ладно, не бери в голову, по ком им еще их изучать-то?»

– А пока вот это вам оставлю… – И она положила на стол ярко-зеленый пластмассовый футляр размером примерно с органайзер, напоминавший то, что Виктор заметил у подростков возле подъезда Мозинцева в первый раз; за коробкой появились адаптер питания и шнур. – Всего доброго, а то в семье заждались.

– Вам тоже всего доброго. До завтра!

Ее силуэт в элегантном красном пальто растаял в ярких лучах люминесцентных ламп гостиничного коридора; вместе с лучами в номер залетело свистящее эхо от пылесоса горничной, убирающей ковер, распалось, растеклось по обоям и потолку – и замерло, отсеченное закрывшейся дверью. Виктор раскрыл футляр: внутри обнаружилась клавиатура немного побольше, чем у недавно вышедших из моды в нашей реальности китайских записных книжек, и жидкокристаллический экран с почтовую открытку, по виду черно-белый. Он передвинул рычажок «Вкл.»: на экране, одна сменяя другую, появились надписи:

«Компулятор КМТ407П идет загрузка…»

«Обнаружен канал открытой радиосети. Войти под именем Сварог14 Д/Н?»

Виктор нажал «Д», на что девайс ответил «Вход в сеть с правами 1 уровня»: здесь это соответствовало тому, что у нас обычно называют «guest». Впрочем, здесь guest’а, как такового, не существовало из-за отсутствия анонимности.

На экране высветилось что-то вроде интерфейса браузера Lynx под терминал VT100 и восьмидесятисимвольный дисплей; тут Виктору стало понятно, что качественная каталогизация в здешнем вебе – это жестокая необходимость.

«А сервак небось распознает клиент и сразу выдает под него страничку, – попутно заметил он. – Стало быть, компулятор – это нетбук, только менее продвинутый. Интересно, зачем мне его дали? Прорыв информационной блокады? Или смотрят, не попытаюсь ли с кем-то связаться, дать сигнал? Ладно, глянем теперь Уголовный кодекс».

…Отдельной статьи за хроноагентство Виктор не нашел, и это его немного обнадежило. Правда, это значило лишь то, что сведения о попаданцах будут держать в секрете, да и припаять шпионаж по формальным признакам при желании всегда можно, даже если ни одно государство мира не признает его, Виктора, своим агентом или хотя бы гражданином (а кто в таких случаях признает?). В разделе «Преступления в сфере информации» были вполне предсказуемые статьи за несанкционированный доступ, создание вредоносных программ, а также нарушение деятельности государственных компьютерных систем путем физического воздействия на аппаратуру, носители информации и средства передачи данных. Зато среди госпреступлений, в числе прочего, обнаружилось разъяснение, что к антисоветской агитации и пропаганде, в частности, относится публичное отрицание справедливого характера Великой Отечественной со стороны СССР, решающей роли последнего в разгроме фашизма, освободительной роли РККА, а также многонациональности характера фашистского геноцида. Виктор хихикнул: последним сразу долбанули и по нацистам и по сионистам. Кстати, отрицать или умалять роль партии в победе советского народа над фашизмом как раз не запрещалось: то ли партноменклатуре показали место, чтобы не выпендривалась (и опять интересно, кто именно? не сама же?), то ли, наоборот, эта роль казалась здесь очевидной.

«Партократию, как класс, здесь сдерживают информационным оружием! – вдруг пронеслось у него в мыслях. – Ну да – прямой пиар ограничивают, критику хоть через заднее крыльцо, но пропускают, и, видно, полного идеологического контроля не дают, да еще эта фраза про демократизацию, если это не провокация, конечно… А как же она, эта партократия, не взяла реванша, что ее держит?»

«Кстати, сегодня уже неделя, как я здесь, – подумал он спустя минуту, – всего неделя, а почему-то такое чувство, что в этой реальности и родился. Может, это действительно так? СССР – наша историческая родина, и мы оказались из нее изгнаны, разделены, рассеяны по лицу земли? А может, не только СССР? Где наша земля обетованная – на Красной площади в Москве, на Владимирской горке в Киеве? А может, на Косовом поле?»

– Простите, занавеску можно открыть? – спросил он охранника; тот кивнул. Виктор погасил свет и раздвинул шторы. Над подсвеченным прожекторами фасадом планового корпуса сияло чистое ночное небо, и самой яркой и крупной звездой, пересекая черноту, плыла БКС, поднебесный авианосец этой новой и не во всем еще понятной, но уже ставшей такой близкой ему России.