София Мак-Дугалл - Граждане Рима

— Я могла бы успеть, это действительно не так далеко, — хрипло сказала она.

— Верно, мы преувеличивали, это недалеко, — таким же охрипшим голосом ответил Сулиен. Откашлялся и продолжал: — Теперь это будет проще.

И вот прошло больше часа — да, временами концентрация внимания охранника ослабевала, но внешне он держался все так же неутомимо, и был готов резко отреагировать на все, что бы ни произошло: Уна, сама не своя от упущенной возможности, не отрывала от него глаз, и всякий раз, когда он устремлял взгляд в дальний конец сада, отчаянно думала: может быть, сейчас?

Затем они увидели, как он трет глаза, а когда опустил руки, зевнул и поднял глаза к небу, которое расчистилось и на нем показалось несколько звезд, и охраннику показалось, что он видит где-то вдалеке «спиральку», даже не обратив внимания, что думает о ней. Ничего, днем он еще отоспится и будет готов к очередному ночному дежурству. Волна усталости, нахлынувшая на него, не ускользнула от Уны.

— Думаю, пора, — шепнула она.

— Тогда иди, — сказал Сулиен, стараясь, чтобы его голос звучал уверенней, и Уна поняла, что он произносит это против воли, но притворилась, что ничего не заметила. Она ползком выбралась в круг желтого света, сначала медленно, чтобы не пошевелить ни один листок.

Ни о чем не думай, думала она на бегу, следя за бледной стеной. Но не думать она не могла, хотя чувствовала, что это лишает ее скорости: белизна, которую она воображала, распадалась на отдельные куски, и она видела, что стена приближается недостаточно быстро: она считала каждую секунду своего бега, стараясь представить, что обманывает сама себя, считает слишком медленно, что у нее еще много времени в запасе: не забывала она следить и за охранником святилища, сознавая, что Сулиен и Дама, затаив дыхание, наблюдают за ней. И думала о Марке. Охранник моргнул и краешком глаза заметил, как что-то стремительно мелькнуло слева от него. Он повернулся к храму и поднял пистолет.

Уна бросилась в отбрасываемую храмом тень, стараясь прыгнуть, упасть в темноту пространства, как она падала на траву, работать быстрее и более резко, чем прежде, и все-таки чувствовала себя далеко не в своей прежней форме — неуверенной и напряженной. То, что охранник действительно видел, как кто-то бежит, было всего лишь одной мыслью, но ведь должны были быть и остальные. Он не мог правильно видеть перспективу — птица, птица, возможно, это была всего лишь птица, — Уна изо всех сил старалась внушить это охраннику. Тот внимательно и долго осматривал пространство вокруг храма, но так ничего и не заметил. Ровным счетом ничего.

Уна чувствовала, как колотится в ее груди сердце, но все же как далека она была от самой себя, — точно так же, как иногда, когда ей снилось, что она беспомощно соскальзывает с крыши, уже наполовину проснувшись, чувствуя, что лежит в постели.

Довольно долго, будучи начеку, она позволяла охраннику оглядываться, пытаясь лишь внушить ему мысль о птице, надеясь, что через какую-то минуту он действительно подумает, что ему действительно привиделись темные крылья. Сулиен и Дама следили за тем, как она мучается, вжавшись в стену храма, стараясь не шелохнуться, переводя взгляд с нее на приютский балкон; они видели, как охранник повернулся в ту сторону. Наконец Уна вздохнула, опустившись на землю и припоминая старый и добрый способ снимать напряжение; ей хотелось сконцентровать и направить в одну точку сонное, рассеянное настроение. Она собиралась оказать такое же воздействие на другого преторианца, на южной стене, пока была одна, и это было трудно и отнимало много сил, но она знала, что справится. Она подняла руку и медленно, слепо помахала ею, не глядя на лавр.

Сулиен примчался мгновенно. Уна продолжала усиливать и ослаблять давление на мысли стражника, размыкая его сознание, создавая в нем слепые пятна, еще несколько секунд, но она чувствовала, что преторианцы еще более легкая добыча, чем охранники, все, что они умели, — моргая, вглядываться в темноту.

Последним прибежал Дама, его все еще трясло, когда он вспоминал стремительный бег Уны, так она мчалась к нему от Тазия.

Ненадолго они, задыхаясь, присели на корточки, прислонясь к изогнутой стене; не от бега, а скорее от удивления и слабости, что им все удалось. Они были в безопасности на территории приюта; и никто их не видел. Они медленно обогнули храм и сквозь приоткрытые двери различили в темноте статую какого-то юного бога, Аполлона или Бахуса; медицина и безумие, подумал Сулиен, но кто это был точно, сказать они так и не могли. На сей раз шли парами: Сулиен и Уна первыми, оставив Даму и Клеомена в потемках храма, так что Клеомен с изумлением увидел, что Дама проделал то же, что и тогда, когда казался куда более отчаявшимся; они действительно незамеченными скользнули сквозь ярко залитый луной сад, на виду у стражи, но преторианцы даже не пошевелились.

Клеомен по-прежнему сознавал, что Дама испытывает к нему молчаливую ненависть; более того — молодой человек не сомневается: его оставили с Клеоменом, чтобы за ним наблюдать, дабы защитить друзей от центуриона. Клеомен в отчаянии на него посмотрел и даже пробормотал:

— Ну, что я могу сделать? Подумай хорошенько.

Дама промолчал. А что, подумал Клеомен, даже если он вдруг решит закричать, призывая на помощь преторианцев, что тогда станет делать Дама?

Уна и Сулиен стремительно бросились по кратчайшей диагонали к углу здания и внезапно исчезли из виду в орнаментальных кустах, окружавших его основание. К своей радости, Клеомен понял, что можно пробежать вдоль стены храма, по крайней мере с этой стороны, проскочив освещенные дневным светом окна подвала. И это было отлично: теперь-то они нашли прекрасное убежище, где их никто не услышит, а возможно, и не увидит.

Но, поспешая за Дамой, Клеомен не переставал твердить про себя: это сон, это невозможно, однако им это удалось, они оказались на клумбе. Спустившись в низкое, находящееся практически на уровне земли окно, они ступили на влажный покатый бетонный пол.

Клеомен прямо прошел к ближайшему окну, в нескольких ярдах влево, оно было ближе к стоявшему на балконе охраннику, но тут уж ничего поделать было нельзя. Он заглянул в него: желтый свет из сада чуть просачивался в темную комнату; о самой комнате Клеомен многого сказать не мог, однако комната и коридор за ней тоже не были освещены; полоски света под дверью видно не было.

И, как он и думал, здесь размещался датчик, еле заметный внутри стекла, повторяющий контуры оконной рамы. Тонкая проволочка должна была порваться при любой попытке разбить стекло, одновременно включив другую систему сигнализации. Клеомен слегка нахмурился, потому что стекла были не такими большими, как ему бы хотелось, а следовательно, отверстие, которое он собирался проделать, будет еще меньше.