Игорь Карде - Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков

Майор часто бывал на передовой, и его всегда тошнило от вида и запаха гниющих трупов – как наших бойцов, так и гитлеровцев. Их почти не убирали – некому, да и опасно… Поэтому сладковато-тошнотворным запахом было пропитано все вокруг. Мертвые тела лежали вповалку, в несколько слоев, один на другом. Старые, еще с января-февраля, оставшиеся после первого наступления, и совсем свежие, мартовские. Русский – на немце, немец – на русском…

Шашков невольно вспомнил, как совсем недавно, пробираясь в какую-то часть, случайно наступил в лесу на убитого, вероятно, еще зимой, фрица. Нога мгновенно провалилась по колено в чавкающее месиво, снизу послышалось противное, сдавленное «уф» – вышел трупный воздух. Александр Георгиевич быстро выдернул ногу, брезгливо отчистил веточкой сапог и пошел дальше. Но противное воспоминание прочно засело в мозгу. И не давало спать…

Да, ощущений и впечатлений ему вполне хватало! Например, он до сих пор ясно видел, как летят в разные стороны куски лошади, в которую попала немецкая мина… Хорошо, что не в него, а в кобылку, которая тащила повозку, но все равно – крайне неприятно. Потом пришлось тщательно оттирать кровь с лица и снимать с шинели ошметки кроваво-сизых, скользких кишок… Изрядная же порция «лимонада» помогала все забыть. Ну, или, по крайней мере, почти все…

– Ты смотри, когда пить с Лепсом будешь, – предупредил Соколова майор Шашков, – не слишком-то сам злоупотребляй. А то знаю я тебя! И не болтай лишнего! А то как примешь на грудь, так начинаешь такую чушь нести…

– Что ты, Александр Георгиевич, – обиженно протянул капитан, – я свою норму знаю. Буду как стеклышко! А Лепса попробую напоить, это ты правильно мыслишь. Может, что и удастся вытянуть из него…

– Ладно, – согласился Шашков, – но не дави слишком откровенно, не настаивай. Если беседа не заладится, не захочет он с тобой откровенничать, свертывай. Чтобы не заподозрил чего… А то нажалуется командарму, и тот даст нам с тобой просраться. Все-таки – личный врач, доверенное лицо…

– Может, лучше за переводчика сразу взяться, за Градского? – предложил капитан Соколов. – Профессор какой-то, шпак… Ни грамма военного! Не то, что в Лепсе этом…

– Может быть, – согласился Шашков, – но сначала попробуй с капитаном…

– Я вот что подумал, – произнес через какое-то время Соколов, – и майор Злобин, и Лепс этот, да и вообще – вся их компания в большом фаворе, это видно. Андрей Андреевич им благоволит, держит возле себя. Но это странно: он же, как мне говорили, человек сухой, строгий, официальный, ни с кем никогда особой дружбы не водил. И к себе близко никого не подпускал. Ну, кроме женщин, конечно. А тут – такие отношения!

– Верно, странно, – согласился майор Шашков, – и вообще непонятно. Появились неизвестно откуда, сопровождают генерала, возят на своем броневике… Особенно капитан Лепс – не отходит от генерала ни на шаг, якобы заботится о его здоровье…

– То ли охраняет его, то ли под присмотром держит… – закончил мысль капитан Соколов.

Майор Шашков быстро взглянул на своего заместителя и подумал: «А ведь верно – может, они за ним еще и присматривают? Приставили к Власову людей, чтобы держали под приглядом… На всякий случай. Положение в армии сложное, не дай бог – окружат, отрежут…»

Тогда становилось понятно, почему он этих людей никого не знал. Это же наверняка спецы из центрального аппарата, из самой Москвы. Значит, там, в Ставке, не очень-то доверяют генерал-лейтенанту…

– А я еще слышал, – осторожно добавил капитан Соколов, – что Андрея Андреевича прочат на новую должность – командующего Ленинградским фронтом…

– Почему бы нет? – пожал плечами Шашков. – Он сейчас – заместитель Хозина, вполне может занять его место. Товарищ Сталин, говорят, им вполне доволен, считает хорошим полководцем. Смотри, какая крутая карьера – в сорок один год уже генерал-лейтенант! А если Андрей Андреевич станет командующим фронтом, то получит и генерал-полковника. Может быть, даже скоро. Раз уж ему благоволят…

Майор вспомнил, как генерал-лейтенант Власов часто подчеркивал, что имеет прямую связь с Москвой, со Ставкой. А о своем начальнике, Кирилле Афанасьевиче Мерецкове, отзывался несколько свысока, пренебрежительно: мол, звание у него большое, генерал армии, а вот способности… И многозначительно замолкал – думайте дальше сами. Такое мог позволить себе лишь человек, имеющий очень высокого покровителя. А кто у нас выше Верховного Главнокомандующего? Никого!

Разумеется, такие разговоры генерал Власов вел только среди своих, в очень узком кругу, ничего лишнего он на людях себе не позволял, выказывал Кириллу Афанасьевичу должное уважение, но все-таки… Всем же известно, что Верховный любит переставлять людей, тасовать, как колоду карт. Вполне может статься, что задумана очередная перестановка. Найдут для генерала Михаила Хозина какую-нибудь почетную должность и отправят подальше, а его место займет Андрей Андреевич – станет командующим Ленинградским фронтом. Да, все логично.

Значит, ни в коем случае нельзя ссориться с его людьми, и особенно – с личным врачом. Мало ли что тот нашепчет на ухо генералу! Не зря же Лепс что-то высматривает, вынюхивает, со всеми подолгу разговаривает… Очень подозрительный тип! Нет, надо разобраться аккуратно, тонко, с ювелирной точностью… Поэтому Соколова следует чуть-чуть придержать, осадить, а то, не дай бог, переусердствует, наломает, дубина, дров. Он же, когда пьяный, такое несет!

А отвечать придется ему, майору Шашкову. Вот уж не хочется! Значит, придется включаться в дело, брать, так сказать, под свой личный контроль…

Стрелять начали сразу, как только они подползли к краю болота. Вроде и двигались скрытно, хоронились, но поди ж ты – заметили, открыли огонь… Звонко, раскатисто ударил станковый пулемет, гулко забили минометы. Мины визгливо запели над редким лесом…

Иван тут же вжался в землю и затаился. Очень вовремя – рядом с ним с противным, утробным чавканьем вошла в торф фашистская мина. К счастью, не взорвалась – просто увязла в раскисшей земле. Такое часто здесь случалось – кругом же болота…

Иван выругался и оглянулся – все живы? Ефрейтор Трушев и рядовой Батаев, к счастью, тоже успели упасть на траву и не пострадали. Пулеметные очереди прошли выше, никого не задели. Значит, все нормально, можно идти дальше. Точнее, ползти.

Мешков махнул рукой – давайте, ребята, вперед, – и первым двинулся к берегу. К холодной, пахнущей илом и тиной воде. В пятнадцати-двадцати метрах от него, за неширокой протокой, находился небольшой остров, поросший хилыми березками и чахлыми кустиками. Но среди этой жидкой растительности лежало то, ради чего Мешков и решился на столь дерзкую вылазку, – убитый лось.