Бен Элтон - Время и снова время

Ошеломляли и татуировки – мешанина скверно выполненных наивных картинок в стиле наколок русских уголовников. Каракули перемежались какими-то цифрами. Столбик таких цифр под правой грудью смахивал на медицинские данные. Внизу живота виднелись грубые шрамы кесаревых сечений.

Стэнтон достал из рюкзака сорочку и нагнулся над женщиной, собираясь ее приподнять и через голову натянуть рубашку.

И тут вдруг ее левая рука мертвой хваткой вцепилась ему в горло. Стэнтон распознал боевой удушающий прием и удержался от инстинктивного позыва высвободиться. В бессмысленном перетягивании каната все преимущества были бы на стороне женщины. Она уже сомкнула хватку, через несколько секунд все будет кончено.

Глаза ее открылись.

Да, она была без сознания, полыхала жаром, но от чужого прикосновения сработал первобытный инстинкт выживания, который выдернул ее из беспамятства и наделил сумасшедшей силой.

– Никто мною не попользуется, – по-английски прорычала она.

Боль раздирала горло, хрустели гортанные хрящи, посылавшие прощальный привет трахее. Стэнтон впервые угодил в этакую переделку. Невероятно. Ведь женщина при смерти.

Выбора не осталось. Стэнтон выпустил ее плечи и ребрами ладоней нанес сдвоенный рубящий удар по шее.

Хватка не ослабла. Ничуть.

Конечно, он чуть смягчил смертельный удар, потому что не собирался ее убивать. А вот она, похоже, его прикончит.

Стэнтон снова ударил. Потом еще раз. Ее шея была подобна стальному тросу. Казалось, Стэнтон затеял спарринг с фонарным столбом.

В глазах поплыло. Сейчас он вырубится. Нелепо. Невозможно. Десять секунд назад он собирался забрать беспомощную женщину с больничной койки, а теперь эта женщина почти задушила его.

Стэнтон вспомнил о ноже, которым обрезал завязки ее рубахи. Нож остался на тумбочке. Стэнтон пошарил и нащупал его. Ножницы так и торчали. Он размахнулся и всадил их в руку, державшую его за горло.

Удар дал крохотную передышку. Женщина не выпустила горло Стэнтона, но чуть разжала пальцы. И глаза ее чуть расширились. Вряд ли она была в полном сознании, но боль приблизила ее к яви.

Стэнтон еще раз воткнул ножницы.

Глаза женщины полыхнули болью. И закрылись.

Она вновь соскользнула в беспамятство.

Пальцы медленно разжались.

Баюкать истерзанное горло или удивляться беспощадной свирепости атаки было некогда. Однако женщина чуть не угробила Стэнтона. Распростертая на больничной койке, немощная, считай, однорукая. Бог с ними, с татуировками, но, похоже, новые Хроносы знали, что делают, выбрав ее.

Теперь она, кажется, и впрямь потеряла сознание, однако Стэнтон был настороже. Даже хотел вколоть ей снотворное, но не стал рисковать, поскольку не знал, какими лекарствами ее уже накачали. Шприц все же держал наготове. Он оторвал лоскут простыни и перевязал рану, оставленную ножницами, потом изловчился облачить истерзанное тело в ночную сорочку и чепец.

Белоснежное одеяние с рюшами на воротнике совершило чудесное превращение: рычащий дикарь преобразился в невинного агнца. В обрамлении белого чепца лицо с парой маленьких шрамов вдруг стало нежным . Было трудно поверить, что под сорочкой скрыто худое и жилистое тело бойца, обезображенное рубцами.

Взяв женщину на руки и перешагнув через распростертых на полу охранников, Стэнтон выглянул в коридор. Никого. Удачно, ничего другого не нужно. Главное, незамеченным покинуть палату, все остальное пустяки, ибо наглость – второе счастье. Стэнтон вскинул голову и, не глядя по сторонам, зашагал к лифту. Вдруг откуда-то вынырнула медсестра. Стэнтон тотчас рявкнул командным тоном:

– У пациентки обморок от обезвоживания. К счастью, я был на обходе и увидел, что она лежит на полу. С вами мы еще поговорим. А сейчас подгоните каталку, что стоит у лифта. Быстро.

Горло саднило, говорить было больно. Видимо, хриплый голос устрашал, потому что медсестра встала навытяжку и чуть ли не козырнула. Не ее дело обеспечивать безопасность или задавать вопросы. Вовсе нет. Еще в медучилище в нее вбили, что ее главное дело – подчиняться врачам. Желая угодить начальству, она опрометью кинулась за каталкой, но Стэнтон вышагивал столь ретиво, что к лифту они прибыли одновременно.

– Благодарю вас, сестра, пока все.

В лифте он снял халат и затолкал его под сиденье каталки, превратившись в заботливого мужа, который забирает жену из больницы. Когда двери лифта разъехались, Стэнтон уверенно двинулся к выходу.

– Скоро будем дома, моя дорогая, – ласково пообещал он, минуя приемный покой.

Через минуту он был на крыльце, спустил каталку по пандусу каменной лестницы и усадил соратницу по ордену Хроноса в «мерседес».

Раны женщины были несравнимо легче той, что месяц назад получил Стэнтон. Его ранили в живот, а ей пули прошили руку и верхнюю часть груди, не задев сердце и легкие. Но заражение крови – серьезное осложнение в любом случае. Рука новой соседки ужасающе распухла. Оставалось надеяться, что инфекция не слишком глубоко проникла в организм и антибиотики подействуют. Мысль об ампутации в гостиничном номере, пусть даже с новомодным удобством в виде собственной ванной, приводила в содрогание.

К счастью, организм откликнулся на заботу: после того как Стэнтон прочистил раны и начал курс антибиотиков, больная быстро пошла на поправку. Уже к концу первой ночи жар спал, сон женщины стал менее тревожным.

Стэнтон обмывал больную, сажал на горшок, с ложки насильно кормил жиденьким бульоном и даже подумывал о внутривенном вливании раствора глюкозы. Он бы сумел соорудить капельницу, но потом отказался от этой идеи, представив недоумение горничных и официантов. Отелям не нравятся умирающие в их номерах, и серьезное состояние новоявленной «сестры» всполошило бы администрацию.

Стэнтон нянчился с больной полных четыре дня, прежде чем она немного окрепла и начала приходить в сознание. Все это время он размышлял о характере и натуре этой личности, варианта его собственного «я», и космической странности их ситуации.

Иначе не скажешь, странность воистину космическая .

Два (и три) века назад Исаак Ньютон привел в действие цепь событий, в результате которых произошло нечто невероятное: существа из двух разных миров встретились в третьем мире. В гостиничном номере.

В долгие ночи, когда Стэнтон сидел у постели больной, замерял ее пульс и прислушивался к дыханию, у него неизменно возникало ощущение, будто он пребывает вне своего тела. Казалось, все известные версии его личности от него отделились. Его первая жизнь закончилась с мятным поцелуем незнакомки в стамбульском подвале. Вторая жизнь была загадкой. Он только знал, что прожил ее в веке, в который внедрилась эта спящая женщина, родившаяся через много лет после его смерти. И вот третья жизнь, начавшаяся в тот момент, когда его подопечная, вся в шрамах и наколках, оставила следы в пыли константинопольского подвала, перезапустив временную петлю, отправив Стэнтона и весь мир на новый круг.