Андрей Валентинов - Дезертир

— У вас нет сердца, Юлия…

Девушка резко обернулась и замерла. Д'Энваль медленно встал.

— Увы, это так! О-о! Сколь скорбно сознавать это, но истина пронзает меня, словно отравленный кинжал! Да у вас нет сердца! Вы не верите в Бога, вам смешны человеческие чувства, вам недоступно то святое, что дорого каждому человеку… И вы не любите меня!

— Что?!

И тут я понял — слова гражданина д'Энваля, больше похожие на горячечный бред, достигли цели. Девушка побледнела, в глазах мелькнула растерянность.

— Альфонс! Вы понимате, что говорите?

— Да! — Похоже, индейца понесло. — Вы не любите меня! О-о! Я верил вам, почитал вас, словно богиню, а вы… Вы забываете меня ради своих низменных увлечений, ради других мужчин, с которыми…

«Заткнись!» — чуть было не сказал я, но понял — поздно. Лицо девушки странно дернулось, дрогнула закушенная губа…

— Франсуа Ксавье, — ее голос дрогнул, — убедительно прошу вас проводить меня домой. Здесь мне больше незачем находиться.

— О-о! — Альфонс сжал голову руками и рухнул на диван. — Вы решили добить меня, вы, лишенная сердца!.. Уходите! Уходите с ним! Уходите к нему! Уходите, дабы предаться с ним…

Внезапно мне показалось, что я нахожусь в каком-то нелепом провинциальном балагане. Пьеро обвиняет в неверности Коломбину. Что за ерунда?! Он что, спятил?

— Прекратите! — возмутился я. — Альфонс! Немедленно извинитесь перед Юлией…

Вместо ответа я услыхал что-то напоминающее мычание. Д'Энваль раскачивался из стороны в сторону, закрыв уши руками. Внезапно мне захотелось поднять его за ворот рубашки и как следует встряхнуть, а если не поможет…

— Я ухожу, — послышался негромкий и внешне спокойный голос девушки. — Вы остаетесь?

На улице я долго не решался заговорить. Юлия упорно молчала, глядя в сторону.

— Послушайте, — наконец начал я. — То, что произошло, нелепо…

Она резко обернулась и выдернула руку, которую вероятно по забывчивости, подала мне, когда мы выходили из подъезда.

— Я могла бы сказать, Франсуа Ксавье, что это — не ваше дело. Но я так не скажу. В данном случае вашей вины, как ни странно, нет. Альфонс иногда бывает невозможен… Кстати, пусть его слова не тешат ваше самолюбие. Альфонс готов ревновать меня даже к памятнику Генриху IV…

— Я просто хотел извиниться…

— Незачем! — она резко дернула плечом. — Хотя не могу не признать, что вы приносите одни неприятности!

Спорить я не стал. Странно, но получалось именно так. Бедняга Вильбоа, теперь эти симпатичные влюбленные…

— Вы правы, гражданка Тома. Сейчас я провожу вас домой, и мы больше не увидимся.

Честно говоря, я надеялся, что Юлия возразит, но девушка так и не сказала ни слова.

На стук в дверь я вначале не обратил внимания. Я никого не ждал и менее всего был рад незваным гостям. Но те, что стояли в коридоре, оказались настойчивы. Снова стук — на этот раз лупили кулаком, затем на дверь обрушилось что-то тяжелое, железное. Я встал и, уже догадываясь, кто заглянул ко мне на огонек, отодвинул засов. В дверной проем заглянула щекастая физиономия, увенчанная засаленной треуголкой с трехцветной кокардой. Послышалось удовлетворенное «Ага!», и на пороге появился первый гость. Он был изрядно толст, в старом поношенном сюртуке, зато с широкой перевязью (тоже трехцветной) через все брюхо. За поясом у трехцветного торчали два дуэльных пистолета.

Вторым вошло странное создание в балахоне и чепце, небритое и с большим, изрядно ржавым мушкетом. Присмотревшись, я сообразил, что это все-таки женщина, а кажущаяся небритость объясняется слабым знакомством с полотенцем и мылом. Вслед за мушкетером в чепце появился желтолицый санкюлот в полной карманьоле и красном колпаке, который волок нечто, напоминающее оглоблю. Оглобля никак не желала пролазить в двери, и красноколпачнику пришлось изрядно повозиться, дабы втащить ее в команту. Когда это наконец удалось, стало ясно, что это не оглобля, а пика, увенчанная кривым наконечником с трехцветной лентой.

Я принял этот внушительный парад стоя. Теперь кое-что стало ясно — и присутствие мадам Вязальщицы в неурочный час, и любопытные взгляды коридорных…

— Мы к вам, гражданин Люсон, — с достоинством проговорил толстяк. — И вот по каком делу…

Да, Вильбоа и Демулен не зря предупреждали! Дальнейшее можно было и не объяснять, но отказать себе в беседе со столь колоритными личностями просто грешно.

— А кто это «мы»? — самым невинным тоном осведомился я.

Гости переглянулись.

— Мы — это Наблюдательный комитет секции Нового Моста, — соизволил пояснить толстяк. — Моя фамилия Шондер, я отвечаю за всех подозрительных на территории нашей секции.

— За всех? — восхитился я.

— За всех, — немного подумав, сообщил гражданин Шондер. — Так что мы к вам, гражданин Люсон. И вот по какому делу…

— Заарестованный ты! — перебил санкюлот в красном колпаке. — Так что собирай вещички, «аристо»!

— Но за что? — воскликнул я, прикидывая, что удостоверение национального агента здесь может не помочь. Едва ли эта публика вообще умеет читать.

— А потому как ты, гражданин Люсон, контра недорезанная! — охотно пояснил санкюлот. — По тебе «бритва» плачет!

Оставалось узнать, что такое загадочная «контра». Вопрос явно застал красноколпачника врасплох. Он задумался, но тут вмешалась Небритая Женщина:

— Ты, гражданин, контрреволюционер. А значит, контра! Так что собирай вещички!

Выражение мне понравилось, но стало ясно — шутки кончились.

— Предъявите ордер! — велел я, все больше убеждаясь — объясняться с гражданами из Наблюдательного комитета бесполезно. Значит, следует поступить иначе.

— Ордер? — толстяк явно обиделся. — Есть у нас ордер! Самим гражданином Шометтом подписанный! Мы, гражданин, порядок знаем!

Я повертел в руках залапанную грязными пальцами бумагу с грифом «Единая, Неделимая» и пожал плечами:

— Но за что?

— А за то, контра, — вновь вмешался санкюлот, — что у тебя гражданское свидетельство не зарегистрировано и не продлено, и гости к тебе ходят подозрительные, и шутки ты над Республикой горазд шутить…

— Исчерпывающе, — согласился я, надевая плащ и пряча в карман папелитки и огниво. — Кстати, кому мне за все это спасибо сказать?

— Спасибо ты, гражданин, в Революционном Трибунале скажешь, — прогудела Небритая Женщина. — А сообщили о тебе сознательные граждане — гражданка Грилье и гражданин Олив, старший коридорный. Все, «аристо», двигай!

Редингот, трость и шляпу я брать не стал. В местах, куда я направлялся, театральный наряд ни к чему.

В коридоре и на улице уже собралась изрядная толпа, дабы полюбоваться арестованной «контрой». Мне желали всего доброго, а также скорейшей встречи с гражданином Тенвилем и гражданкой Луизеттой 39 39 Луизетта — то же, что и «национальная бритва». . На улице нас ждал фиакр, что сразу улучшило настроение. Идти в тюрьму пешком не тянуло.