Андрей Валентинов - Дезертир

Шум постепенно стих. То ли у кроликов проснулась совесть, то ли они догадались взглянуть на ряды молчаливых парней с мушкетами, застывших в проходах.

— Да, мы не умеем красиво говорить. Зато считать научились. Давайте посчитаем…

В руках Ножана появился листок бумаги.

— Итак, пять лет назад Париж производил следующее…

Это было уже непонятно, по крайней мере для меня. Структура производства, объемы экспорта, масштабы товарооброта, Льежские ярмарки, поставки в Англию и Голландию… Ножан говорил легко, почти не заглядывая в бумагу, и я понял, что он хорошо подготовился. Странное дело, его слушали. Более того, кое-кто пытался поправлять, подсказывать. В конце концов даже я начал понимать — Сен-Марсо и Сент-Антуан работали на экспорт: мебель, тонкое полотно, дорогие безделушки, даже перчатки для лондонских денди. Теперь война, Франция отрезана блокадой, а Республика, Единая и Неделимая, не спешит с новыми заказами. Рабочие готовы выпускать все, что требуется, но правительство предпочитает платить втридорога за контрабанду и товары из далекой Америки.

— Выходит, мы вам не нужны? — Ножан спрятал бумагу и обвел глазами зал. — Будь здесь гражданин Тюрго, он бы подсказал, какую часть дохода мы приносили бюджету Королевства Французского!

— Это временно! — вновь вскочил длинный. — Поймите, гражданин Ножан, нужно немного потерпеть…

— Да! Да! — подхватили голоса. — Нам всем трудно! Похоже, так думали все же не все. По залу пронесся смешок. Ножан тоже улыбнулся.

— Сочувствую, граждане! Но вам все же платят по восемнадцать ливров в день. Не много, конечно, но дожить до лучших времен все-таки можно… Знаете, обычно говорят: когда нечего дать, дают свободу. Так вы когда-то и сказали Королю. Но почему вы не хотите дать свободу нам? Вы отправили на гильотину Ле Шапелье 42 42 Закон Ле Шапелье запрещал рабочие организации и стачки. , но его закон живехонек…

Теперь слова падали тяжело и мерно. Запрет стачек, запрет рабочих союзов, максимум заработной платы, полицейский контроль над секциями, Конституция, которую приняли, но забыли ввести в действие. И — аресты, аресты, аресты…

Я затаил дыхание. Все верно! В этих словах было что-то знакомое, уже слышанное…

— После того, как вы арестовали беднягу Ру, у меня была интересная встреча. С одним роялистом…

Ножан спокойно переждал яростные крики зала. Похоже, слесарь лукавил — оратор он был превосходный.

— Этот роялист — очень смелый и очень умный человек. Он сказал мне приблизительно то же, что вы слышали. И предложил подумать. Догадываетесь, о чем?

Догадаться было несложно. И прежде всего мне. Имя в списке! Мечта маркиза Руаньяка — санкюлоты под белым флагом! Похоже, мы уже были знакомы с гражданином Ножаном…

— Он добавил еще кое-что. Вы, Третье сословие, каждый раз бросаете в бой нас, рабочих. Мы, Четвертое сословие, брали Бастилию и Тюильри, мы изгнали бриссотинцев, мы воюем на фронтах, льем пушки, делаем порох. А что взамен? Как вы думаете, он прав или нет?

В этот миг мне показалось, что Ножан смотрит прямо на меня. Конечно, такого не могло быть, слишком далеко трибуна, но я невольно отвел глаза.

— Долой! Долой! С трибуны! — депутаты вскочили с мест. — Вне закона! Вне закона! Долой красное знамя!

— Вот я и говорю, — невозмутимо кивнул Ножан. — Позавчера вне закона Марат, вчера — Ру, сегодня — я. Не нравится красное знамя? Почему?

— Это бунт! — крикнули из зала. — Мятеж!

— Да ну? — лобастый резко повернулся. — А чем мы с вами занимаемся последние четыре года? Когда мы защищаем вас — это революция, когда себя — мятеж. Знаете, поневоле задумаешься: а не разнести ли к чертовой матери вашу бакалейную лавочку? Помните, как в мае мы окружили Манеж и взяли вас за жабры? Понравилось?

В зале стоял рев, некоторые, особо рьяные, уже рвались к трибуне. И тут вновь ударили барабаны — мерно, грозно. Граждане кролики замерли на месте, кое-кто стал пятиться…

— Не будем ссориться! — Ножан взмахнул рукой, и в зале наступила тишина. — Просто давайте начнем сначала. Гражданин Сиейес 43 43 Сиейес — аббат, автор нашумевшей брошюры «Что такое Третье сословие?». Феноменальный трус, сумел пережить всех и умереть в своей постели в 1836 году. , где вы?

Призыв остался без ответа. В зале послышался смех, кто-то крикнул: «За портьерой!» Я невольно поглядел на трехцветную драпировку. Похоже, там действительно кто-то прятался. Я покосился на Шарля, тот уловил мой взгляд и кивнул в сторону портьеры. Я усмехнулся — мы поняли друг друга.

— Когда-то вы хорошо написали, гражданин Сиейес. Давайте вспомним! Что такое Третье сословие?

— Ничто! — хором ответил зал.

— А чем оно хочет стать?

— Чем-то! 44 44 Первые слова брошюры «Что такое Третье сословие?»

— Вот видите! Гражданин Сиейес, вы еще за портьерой?

В зале уже стоял хохот. Я невольно поразился — этому лобастому ничего не стоило управлять стадом, именуемым Конвент. Не зря имя депутата Ножана оказалось в моем списке! Если бы он только захотел…

— Мы тоже были ничем. И тоже хотим стать чем-то. Это законно?

Ему не ответили. Ножан немного подождал и вновь развел руками:

— А по-моему, законно! Успокойтесь, граждане Третье сословие! Сен-Марсо никогда не поднимет белый флаг. И не потому, что мы вас любим. Просто реставрация не даст нам ничего. Вы-то не пропадете, адвокаты всегда нужны…

Кто-то вновь вскочил, послышались крики, но лобастый только махнул рукой:

— Бросьте! Даже при Старом режиме вы были чем-то! Вас приглашали на Генеральные Штаты, вы платили свою марку серебра и голосовали в парламентах. А мы были действительно ничем. И теперь никогда и никому не уступим наше право считаться людьми! Ни вам — ни принцу Конде. Вы — не Революция. Вы только примазались к ней. Революция — это мы!

— Гражда-анин Ножан! — председатель наконец вспомнил о колокольчике. — Ва-аше время… Лобастый слегка повернул голову:

— Вы правы! Наше время еще не наступило. Но оно придет, граждане адвокаты и мануфактурщики! Так что давайте считаться друг с другом! Секции Сен-Марсо требуют: хлеба и Конституции! Долой террор! Долой грызню в Конвенте! Кончайте войну! Республика для всех!

Зал молчал, но через мгновение разразился криками. Ножан, уже сошедший с трибуны, резко повернулся:

— Что-то не так? Ах да, забыл! Вы, кажется, привыкли, что вас приветствуют песнями и танцами. Извините, поем мы плохо, но можем сыграть. А спляшете вы сами…

Барабаны вновь ожили, и молчаливые ряды рабочих колыхнулись и двинулись к выходу. Кто-то поднял повыше красный флаг и взмахнул им прямо над головой вросшего в кресло председателя.

— Жорж их предупреждал! — Шарль вскочил, возбужденно глядя на гудящий зал. — Если бы не Ножан, они просто всем оторвали бы головы!