Андрей Валентинов - Диомед, сын Тидея

...Я ошибся. Пели не близко, а очень близко. Прямо за деревьями, и дюжины шагов не будет, – еще одна поляна.

Тоже круглая, но побольше. На той стороне – дерево поваленное. Старое...

Да, так и было! Сейчас я увижу маленькие яркие огоньки – над самой травой, словно рой светляков. Увижу, упаду на землю, замру, чтобы не спугнуть, и огоньки закружатся в танце, будут петь про неуклюжую черепаху-хеле-хелину...

Но где же все? Где?

Пусто. Темно. Мертво.

Недвижная поляна, легкий, еле приметный запах гниющих старых веток...

– Янаанааа-а-а-а... – в последний раз, неверным, исчезающим эхом.

Все...

Я оглянулся, пока еще не понимая, надеясь, что сон вернется, и все будет, как было, как и должно быть...

Тщетно! С каждым мгновением все темнее на поляне, все страшнее. И уже не легкий запах тления – трупный смрад рвет ноздри. И я понимаю, что я уже не в Аркадии Счастливой, я на Поле Камней, на поле Армагеддона.

– Светлая! – отчаянно кричу я. – Светлая, где ты?! Мертво! Даже эхо смолчало.

– Ты здесь, я знаю! Я виноват перед Тобой! Очень виноват! Но приходи, прошу Тебя!..

Уже нет голоса, не кричу – хриплю. А черная тьма сгущается, подступает, трупный смрад становится непереносимым...

– Светлая...

И вдруг я понимаю – Она мертва. Мертва, как и я сам. А мертвым не нужно ничего в этом мире – даже любви. Диомед, сын Тидея, погиб под Троей...

Вначале я обрадовался. Не то чтобы слишком, но все-таки. Не зря мы вчера горло срывали и сбивали в кровь кулаки. Просыпается воинство, нехотя, медленно, почесываясь, но все же вылезает из шатров.Вот и вода в котлах булькает, и мясом, на углях печенным, тянет. И дозорные на месте, и пифосы с площади лагерной исчезли. Красота! Не совсем, конечно...

– Ванакт! С берега сообщают: какие-то торговцы плывут...

Вначале я и внимания не обратил. Мало ли кто к нам жалует? Особенно в последние дни, когда истончились стенки черного Котла.

– Наши?

Просто так спросил, даже не подумав. Для порядка.

– Не наши, ванакт. Большие такие корабли, красные, сразу видно – торговцы...

Красные... Красные?!

Вчера решил было, что ошибся зоркий Идоменей. Откуда у наших берегов?..

– К бою-ю!

Кеми! Все-таки Кеми! Издалека их краснобокие суда и вправду можно принять за...

– К бо-о-ою-ю-ю-ю!!!

Еще ничего не понимая, но уже чуя беду, кинулся на берег. Если расставить лучников, если выстроиться фалангой прямо на сером песке...

Поздно! ...Горели сторожевые кимбы – маленькие, верткие, но бессильные против краснобоких чудищ, закрывших весь горизонт. Легкий ветер раздувал огромные желтые паруса с красным Оком Ра в центре. Ни криков, ни песен – молча мчались к берегу корабли ванакта Черной Земли. Поздно думать – откуда? Поздно гадать – почему?

НЕЧТО! Вот оно – НЕЧТО!

С запасом попросил времени старый хитрец Приам.

Четыре дня! Хватило и двух... Ох и дураки же мы все!

– Фтия! Саламин! К бою-ю! Микены! К бою-ю-ю!

Спарта-а!..

Но я понимал – поздно. Не успеть. Они уже рядом совсем близко...

– Дядя Диомед!.. Тидид!.. Ванакт!..

Нестройной толпой бежали ко мне воеводы, застегивая на ходу ремни сверкающих шлемов, стуча по песку не плотно надетыми эмбатами. Лигерон, Аякс Большой, Менелай, Одиссей...

– Кто это, Тидид?!

Объясняться нет времени. Его вообще нет. Первые стрелы уже свистят в воздухе – длинные, тяжелые, хищные...

– Лучники! Вперед! По кораблям! По палубам!..

Молодец, Любимчик, молодец, стрелок, да только ты еще не видел, как бьют кемийские луки!..

– Менелай! Отводи всех на равнину! Строиться в две фаланги, вторая – лицом к Скейским воротам. Лавагет Лигерон, Аякс!..

– Мы прикроем, дядя! Вы успеете!..

Малыш тоже понял, что в лагере не удержаться. Нас просто перережут у шатров, переколют копьями с широкими, как меч, наконечниками из сияющей бронзы.

А стрелы уже свистели, жужжали, впивались в тела. Кто-то, совсем рядом, близко, молча рухнул на песок. Стрела, пробившая панцирь, еще подрагивала, словно не в силах удержать злобу...

– Наза-а-ад! Отходим!

Неуверенно, робко запели трубы. Поздно, поздно! Краснобокие корабли уже тыкались высокими носами в песок, с бортов горохом сыпались невысокие крепкие парни в белых набедренных повязках. Смуглые лица, высокие, почти ростовые щиты с закруглением наверху...

– Отходи-и-и-им!!!

Последнее, что я успел заметить, – сброшенные вниз сходни, по которым уже сталкивали на песок сверкающую золотом колесницу.

...Задержать мы их смогли только у частокола. И то ненадолго. Муравьев-мирмидонцев и саламинцев Аякса спасала теснота. Луки тут были почти бесполезны, а против копий, секир и боевых булав еще можно было продержаться. Какое-то время, конечно... Смуглые копьеносцы дрались молча и так же молча умирали. Но чаще умирали мы.

Мой щит был пробит уже в двух местах, но я не отходил, высчитывая в уме мгновения. Еще одно, еще... Белокурый должен успеть, должен выстроить войско до того, как эти вырвутся на Фимбрийскую равнину, как откроются Скейские ворота (а ведь откроются!) и мы окажемся в пкане, в мешке, в котле...

Приамов котел! Котел из сверкающей кемийской бронзы! Мелькнула и сгинула мыслишка о нашем вожде вождей. Небось и на этот раз не проснулся? Ну и Гадес с ним, с носатым!

– Лигерон! Аякс! Уходим!..

Частокол уже подпирает лопатки. Пора к воротам, на прорыв, иначе никому не вырваться!

– Лигеро-о-о-он!

– Я...Я здесь, дядя.

Уже по голосу понял – плохо дело. Никогда еще у малыша не было такого голоса – слабого, растерянного.

– Я... здесь...

Лавагет Лигерон Пелид, непобедимый герой Ахилл, сидел на земле, вцепившись окровавленными пальцами в стрелу, пробившую плечо. Почему-то почудилось, что кровь, струившаяся из раны, – черная. Не красная, не серебристая...

Удивляться было некогда, некогда даже подумать, отчего малыша, не получившего за все эти месяцы и царапины, все-таки достали.

...Смыкалась морская плоть сына Фетиды Глубинной под ударами меди и бронзы. Но кемийская стрела оказалась сильнее. Зверобоги Номоса Черной Земли Презирали волшебство наших богов.

Десяток уцелевших мирмидонян гибли под копьями, прикрывая раненого вождя. Окровавленного, растерянного...

– Меня... Меня ранили, дядя Диомед! Ранили!

Так изумляется ребенок, впервые оцарапавший до крови коленку.

– Братишка? – проревело рядом. – Держись, братишка! Каменная гора с шумом и пыхтением проломилось через вражеские щиты. Аякс Теламонид, страшный, заляпанный кровью и грязью, бросился к Лигерону. Только сейчас я вспомнил, что они и вправду – двоюродные братья. И ведь похожи!

– Аякс! Ты же сам ранен!.. – крикнул я... охнул.

Стрела с жужжанием ударила в обнаженный локоть Теламонида. Ударила – отлетела прочь. Словно бычок и вправду был гранитной глыбой.