Андрей Валентинов - Овернский клирик

Брат Петр шествовал, величественно опираясь на свой «посох». Вид у него был важный, почти торжественный. Рядом шел некто в темном плаще с капюшоном – невысокий, тоже знакомый. Алсельм? Но я уже понял – кто-то другой, хотя тоже известный.

– Отец Гильом! Отец Гильом! – голос разбойника звучал растерянно, почти жалобно. Я присмотрелся и невольно хмыкнул.

Руки де Гарая были связаны, а сам он шел, как мул на привязи, причем веревку держала крепкая длань нормандца.

– Вы все в порядке? – озабоченно поинтересовался Пьер, подходя и толкая незадачливого народного героя на ближайший камень. – Я себя волновать… А ты сидеть!

Последнее явно относилось к де Гараю. Тот покорно кивнул и присел на камень, испуганно поглядывая на своих спутников.

– Не «вы», а «у вас». Не «себя волновать», а «волноваться», – вздохнул я. – Здравствуй, брат Петр! У меня все в порядке.

– А чего он говорить, что мы с вами больше не читать «Светильник»? – «посох» угрожающе дрогнул. – Чего-почему не читать? Я ему показать!

– Мир вам, святой отец! – Анжела – Анжела?! – сбросила с головы капюшон и тоже присела на камень. – Какое странное место!

– Мир вам, брат Октавий, – кивнул я. – Место действительно странное. А теперь рассказывайте.

– Я нашел брата Педро, – зачастил разбойник. – Но он напал на меня, он связал…

Ручища нормандца бесцеремонно схватила народного героя за воротник, и тот испуганно умолк.

– Отец Гильом! Я молить, чтобы вы нашлись. Я искать вас. Меня ловить, но я все равно искать. Вы должны сказать, что мне делать.

– Они схватили Ансельма, – тихо проговорила девушка. – Завтра его хотят казнить.

– Что?!

Еще не веря, я опустился на холодный камень. Нет, не может быть! Почему-то казалось, что Ансельм им не по зубам…

– Когда вас схватить, мы с братом Ансельмом уходить, как вы и велеть. Потом огонь гореть… горел, мы видеть… брат Ансельм меня не слушать, он близко подходить к де Лозу. Он подходить к его дому…

– Сегодня в Памье объявлено, что Ансельм признался, будто он – пособник демонов, – добавила Анжела. – Завтра в полдень его должны сжечь на рыночной площади. Это у вас, кажется, называется Акт Веры…

«У вас» прозвучало недвусмысленно, но не время выяснять нюансы. Вот, значит, что задумал де Лоз! Вот почему меня не убили сразу. Они ждали, признается ли Ансельм!

– Его пытали, – совсем тихо сказала девушка. – Его очень сильно пытали, отец Гильом. Поэтому он и признался.

– Да, конечно…

Парень не выдержал – как и любой на его месте. Утром де Лоз узнал об этом и велел прикончить меня. Непонятно лишь, почему им нужен именно Ансельм. Хотя со мной Его Преосвященству пришлось бы повозиться, а он спешит. Наверное, половина Памье надела траур. Нужна жертва, нужен козел отпущения.

– Брата Ансельма много людей охранять, – вздохнул нормандец. – Мне их не побить. Брат Ансельм мне грамоту важную передавать, но чего с ней делать, я не знать… не знаю.

Я тоже не знал. Свиток, полученный от Орсини, сейчас бесполезен. В том-то и затея – объявить посланцев кардинала слугами Врага. Де Лоз хитер…

– Развяжите меня, святые отцы! – воззвал забытый всеми де Гарай. – Отец Гильом, мы так с вами не договаривались!

– А ну молчать, душегуб! – цыкнул Пьер, и защитник сирот немедленно умолк.

– Развяжите его, брат Петр, – велел я. – Он не убежит.

Разбойник долго растирал руки, жалуясь, что узел слишком тугой. Я терпеливо ждал. Кажется, де Гарай вполне созрел.

– Сын мой, вы честно выполнили обещанное. Вам положена награда.

– А?! – народный заступник дернулся, затем облегченно вздохнул: – Да-да! Я все сделал, как велели.

– Здесь, – я достал из рукава доверенность, – золото. Очень много золота. Я могу получить сто ливров. Или тысячу. Или больше.

Рот де Гарая открылся, глаза с вожделением глядели на пергамент.

– Кое-что из этого перепадет вам, сын мой, ибо поистине вы печальник за народ, заступник за вдов и сирот, друг всех угнетенных…

– Да мошенник он есть! – не выдержал простая душа Пьер. – Его пороть на площади надо!

Де Гарай дернулся, вероятно, вспомнив внушение, полученное не без помощи свежих прутьев, но глаза его по-прежнему глядели на пергамент.

– Завтра, за час до полудня, вы, сын мой, приведете своих храбрых доумков на рыночную площадь. С оружием. Смешаетесь с толпой. Я тоже буду там, и вы, сын мой, меня найдете. Это ясно?

Разбойник сглотнул, затем покосился на Пьера.

– Да, конечно… Но… Отец Гильом, там будут стражники. У них тоже оружие!

Трудно говорить с народными героями! Трудно – но все же возможно. Если разгадать их героическую душу.

– Золото, – я пошевелил пергаментом. – Очень много золота!

– Я не наемник! – запоздало пискнул де Гарай. – Я – защитник народа!

– И весь народ будет слагать песни о вольном стрелке Роберто де Гарае и его отважных парнях, которые спасли невинного человека от костра и покарали жадного и жестокого епископа… А чья-то дочка получит приданое.

– Гм-м… – разбойник вновь покосился на Пьера и встал. – Вы правы, отец Гильом! Мы защитим невинного. Мы покараем врага трудового народа де Лоза. Мы всех попов и дворян перережем!

– Последнее можно и отложить, – успокоил я его. – Чтобы не надрываться. Ну, что вы стоите, сын мой? Бегите, и быстро!

Бежать де Гарай не стал, но удалился все же с немалой скоростью. Мы проводили его взглядом, затем Пьер вздохнул:

– Я ему не верить… не верю. Больно на золото жадный. Такой за золото чего угодно сделать.

– На это и надеюсь, брат Петр. Хотя ты не совсем прав, он не только жадный, у него еще идеи имеются.

– Как всех попов и господ перебить, – хмыкнул нормандец. – К нам в деревню такие заходить. Мяса требовать… требовали масла, хлеба. Говорили, что они за народ всех грабят.

– И вы их выдали властям? – резко бросила Анжела.

– Зачем? – искренне удивился парень. – Мы им штаны снимать, мало-немного разуму учить. Потом в деготь окунать, перьями украшать, праздник устраивать… Они очень благодарить!

Я представил себе это зрелище, и мне стало жаль неведомых борцов за народное дело. Впрочем, сейчас не до них.

– Нужно переодеться. Мне и тебе, брат Петр. Ризы снимать не будем, нужны длинные плащи с капюшонами, как…

Я покосился на девушку.

– Как у брата Октавия.

Нормандец удивленно моргнул и задумался.

– А-а-а! Вы это шутить, отец Гильом! Я не всегда понимаю, когда вы шутить… Плащи такие есть. Они на рынке есть. Их пастухи носят. Утром купить можно.

– Ах ты! – Я вспомнил о золоте, которое отдал разбойнику. – Деньги нужны, брат Петр!

– Деньги? – удивился тот. – Деньги у нас есть. Они у меня есть много. Я ваши деньги у разбойника забрать…

– И он очень благодарить, – вставила девушка.