Юрий Иванович - Второй шанс

– Да к тому, что понял: никто меня и моих потомков не защитит лучше, чем я! Да и род великого Липоксая не имеет права прерваться. Поэтому я готов вынести любые тяготы и невзгоды, возлечь с кем угодно и на каких угодно условиях, лишь бы выжить самому и обеспечить выживание своего потомства.

– Ого, как ты заговорил… Можно сказать, что это…

– Речь не юноши, а мужа! – продолжил с нарастающим пафосом академик вместо Приакса. – При этом даю торжественную клятву именем моего предка, царя Липоксая, что сохраню в тайне всё, что здесь происходило и ещё произойдёт!

Возвышенности слога очень мешала медлительность произношения, натуга в голосе, прорывающееся заикание, но постепенно речь налаживалась. Если бы ещё не страшная сухость во рту, мешающая ворочать языком, через пару минут такой говорильни можно было бы общаться на любые темы и сколь угодно долго.

Но жажда напомнила о насущном.

– Следует прекратить эти наши бессмысленные мучения и напоить в первую очередь девушек. И поспеши, старик, рассказать о перспективах и условиях моего дальнейшего существования.

Но тот, видимо, никуда не спешил или преднамеренно издевался. Потому что опять присел на своё низкое креслице и задумался. Зато Табити, к которой опять пришлось поворачивать голову рывками, подала голос:

– Аргот! Ты себя ведёшь очень странно. Почему же сразу не показал своего умения общаться? Почему изначально только мычал, отбивался в бешенстве от всех и даже не хотел есть? Да и произнесённые тобой слова отдавали кощунственной дикостью и варварством.

Отвечать следовало осторожно и расплывчато, поэтому Кох забормотал, словно стесняясь и раскаиваясь:

– Да всё очень просто. Мне казалось, что своим молчанием я вызову отчуждение, неприятие, и вы меня без лишних затей выгоните.

– Увы! Твоя судьба оказалась решена ещё несколько месяцев назад. И совсем не нами, а древними обрядами и традициями. Тебе в любом случае придётся умереть…

– Не ты ли излагаешь дикость и варварство? – попытался надавить на логику академик. – Если я из древнего рода царей Репейских гор, то почему меня не взять в союзники? Почему не превратить в друга? Не сделать соратником? А то и кем-то большим?

На это Симелия издевательски расхохоталась:

– Да что ты о себе возомнил, пастух?! Прежде чем заявить о себе как о наследнике царского рода, ты обязан был стать воином или освоить все азы управления государством. Я уже не упоминаю о том, что ты остался безграмотным, не умеющим даже считать нищебродом! Ещё у тебя был бы шанс подняться наверх, стань ты великим живописцем, известным музыкантом, сказителем легенд или стихотворцем. А ты только и способен, что на осквернение и для казни в мастерской нашего сумасшедшего деда!

Александр продолжал смотреть на Табити, крутить головой ему уже было больно из-за спутавшихся на затылке волос. Поэтому он к ней и обращался, но как бы вступая в спор и с пышногрудой представительницей рода Ракимет:

– Стихотворцем стать несложно. Во время предстоящего ужина я постараюсь придумать короткую поэму на любую выбранную тобой тему. Хочешь? Тогда можешь уже придумывать…

– Словами играться нетрудно! – неслось справа. – Это от полного безделья все пастухи умеют. Но вот ничем больше ты похвастаться не сможешь!

– Почему же! Мы, пастухи, ещё много что умеем. Например, считать… Причём быстро считать, правильно и большие числа. Вот давай, Табити, попробуем, кто из нас лучше считает?

– Ну давай… – отозвалась та.

Перед произнесением цифр академику пришлось вдвойне напрячь тело, потому что в его памяти не оказалось всей полноты чисел и арифметических действий, а те, что имелись, скорее всего совершенно не употреблялись по причине всамделишной безграмотности.

Но оперировать цифрами в пределах полусотни можно было и вот так, с ходу.

– Было восемь овец, а к ним добавилось ещё семь, – сколько стало всего?

Руки у девушки были привязаны, и ей было неудобно считать, глядя сначала на пальцы одной руки, а потом – другой, поэтому она, опустив голову, уставилась на розовые пальчики на ногах и принялась считать по ним. Не прошло и минуты, как выдала с гордостью:

– Пятнадцать!

Недовольное шипение от другой девушки показало, что та в счёте слабей. Академик, всё больше входя в роль, продолжил:

– Это простой пример, давай усложним. К моей отаре в двадцать шесть овец прибавилась отара в тридцать пять, а потом ещё одна – в девятнадцать. Сколько всего овец я пригоню в посёлок?

Возмущённые вопли последовали сразу от троих. Причём они утверждали, что числа вначале следует записать. Пришлось их повторить, и дед записал свинцовой палочкой по дощечке. Когда сверили результаты, больше всех возмущалась Симелия:

– Ты просто знал эту задачку и заучил ответ!

– Хорошо, – всё так же обращаясь к Табити, продолжал Кох, – давай сама условия задачи.

Та стала изгаляться в составлении архисложных, по её мнению, задач, но простой безграмотный пастух решал их в мгновение ока. В какие-то моменты ему даже становилось стыдно, что он, будучи академиком, с таким умным и серьёзным видом решает примеры для первого класса с двухзначными цифрами.

Он же, устав дёргаться в ремнях, стараясь сменить положение затёкших членов, первым и возмутился.

– Ладно, старик! – заявил он как можно твёрже. – Снимай нас отсюда и пора трапезничать. Или ты забыл о своих утверждениях?

– Каких именно? – щурился тот в раздражении.

– Что женщина обязана заниматься очагом и опекать детей, а не подвергаться подобным мучениям. Искривление позвоночника в данном состоянии – гарантировано. Последствия тоже нетрудно предсказать: неправильное смещение всех костей внутреннего скелета, а потом и неправильные роды, во время которых младенец может погибнуть или остаться на всю жизнь уродом.

Действия деда опять поразили. Он довольно лихо вскочил и ринулся к конструкции с Арготом, занося свой посох из полированного дерева для удара. Создалось чёткое ощущение, что сейчас он этим посохом начнёт ломать пленнику ноги, выбивать коленные чашечки или творить ещё чего похуже.

Нечто подобное, наверное, пришло в голову и сердобольной Табити.

– Дедушка, не смей! – крикнула она неожиданно мощным величественным голосом. – Хоть убей меня, но я с инвалидом в одну постель не лягу!

Но Приакс всё-таки ударил. Но не по телу, а по концу жерди, к которой была примотана правая нога пленника. Вся конструкция завибрировала, и Кох от всей души посочувствовал Симелии, недавно испытавшей то же самое. А ведь он ждал удара и заранее сжал зубы, потому и ничего себе не прикусил.

Старик на этом издевательстве не остановился. С какими-то шаманскими завываниями он промчался вдоль всех конструкций, награждая препротивной вибрацией всех троих пленников.