Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

Видя такое дело, Ханукка–ибн–Шапрут вновь бросил в атаку легкую конницу. Борасы, дромы, карпетаги, чимкенты и представители еще доброго десятка степных племен, обходя основную битву по правому флангу, пошли в обход Стальгорда. Все бы ничего. Да только их уже здесь ждали и вновь они напоролись на пехотный строй, встретивший всадников арбалетными болтами, стрелами и дротиками стрелометов. Опять завязалась перестрелка и когда всадники дрогнули, совсем немного, а потом, пытаясь перегруппироваться, отошли, в третий раз зазвучал чистый глас сигнальной трубы.

Взрогнула земля. Расступились по команде резервные пехотные полки, и на поле вылетела рыцарская конница. Следом за ней рванулись в проходы эльмайнорские конные арбалетчики и все три легкоконных штангордских полка. Против сорока тысяч степняков на прямой бой вышло одиннадцать тысяч всадников оборонительной армии. Завертелась суматоха лихого конного боя, засвистели и засверкали сабли, ударили друг дружку, грудь в грудь, боевые кони. И если смотреть по численности, то преимущество было за рахскими наемниками. Но в этот момент численность значение утратила и все решал воинский дух, а так же вера в победу. Дернулись степные лихие всадники, закружились, и кто–то еще пытался рубиться. Однако это уже от отчаяния или от глупости. Сначала своих коней повернули одиночки, за ними десятки. А после этого целые сотни стали отходить к шатру шада Ханукки–ибн–Шапрута, выбрав именно его, как ориентир для отступления.

Гвардейский рыцарский полк герцога проломил стальной массой конную орду насквозь, вышел в тыл степной конницы, развернулся и вновь, набрав скорость, врубился в толпу врагов. А следом за рыцарями шли эльмайнорцы и легкие кавалеристы, просачивающиеся сквозь проломы в строю противника.

Прошло только полчаса сражения между конницей и от конной массы степных наемников в сорок с лишним тысяч, осталось не больше пяти, ошалевших и не знающих что делать, растерявшихся людей на лошадях. Еще пара тысяч степняков кучковалась рядом с шатром Ханукки–ибн–Шапрута, в надежде, что оставшиеся последним резервом полководца пять тысяч тяжеловооруженных бордзу смогут переломить ход всего боя. Остальные конники пали в бою или рассеялись как дым, торопясь оказаться от этого места как можно дальше, и направляя коней в сторону степи.

Рахский полководец видел все, что происходило на поле боя, и считал, что шанс, пусть не на победу, но на то, чтобы свести битву в ничью, у него есть. Ханукка–ибн–Шапрут понимал, что штангордцы израсходовали свои резервы, а у него свежие пять тысяч гвардейцев, и если он пустит их в бой, при поддержке оставшихся степняков, то остановит намечающийся разгром. А затем сможет вывести из боя горцев и дождаться новых подкреплений от кагана.

Шад вскочил с аккуратного резного креслица, в котором сидел, откинул в сторону дорогую фарфоровую чашку, какие делали на далеком юге, пнул в лицо личного слугу–дрома, из тех, что воспитывались с малолетства в его доме, и выкрикнул:

— Темник Астуг–тер–Баратуги!

— Да, о, могучая длань кагана, — откликнулся стоящий позади него командир пяти тысяч бордзу.

Рах указал в сторону, где штангордская конница добивала степняков, и сказал:

— Темник, атакуйте противника всеми силами, загоните вражескую конницу за пехотные ряды и прикройте отход горцев.

— Слушаюсь, о карающий меч великого кагана, — Астур–тер–Баратуги чуть склонился.

Темник направился к своим воинам, но из шатра появился старший жрец над адептами бога Ятгве при армии вторжения, Манассия–бен–Сабриель.

— Стойте, темник, — сказал он Астуру–тер–Баратуги.

Тот исполнил приказ и остановился, а шад недовольно поморщился:

— Что еще, уважаемый Манассия?

— Мы уходим в Ориссу, а гвардейцы сопроводят нас, — оглаживая крашеную хной бороду, бросил Манассия полководцу.

— Как же так… — растерялся Ханукка–ибн–Шапруд. — Идет битва, мне нужны воины…

— Ты проиграл, шад, и не оправдал доверия сиятельного кагана. Сопротивление бесполезно, и мы — адепты нашего бога, не можем подвергать опасности свои драгоценные жизни.

Военачальник использовал последний шанс, он упал на колени перед Манассией, схватил дряблую руку жреца, суетливо поцеловал ее несколько раз и взмолился:

— Манассия, мы ведь родственники. Ты делал обрезание моему старшему сыну, так не бросай меня. Мы удержим эти позиции, соберем подкрепления и разбежавшихся степных шакалов. Только не забирай мой последний резерв.

— Нет, — слово жреца прозвучало как приговор, и он выхватил руку из ладоней Ханукки–бен–Шапруда. — Такие полководцы как ты не нужны нашему народу. Неудачник!

Прошло десять минут и возле шатра не осталось никого. Сначала отбыли адепты Ятгве, в сопровождении окруживших их плотным кольцом гвардейцев–бордзу, а за ними тронулись степняки. И когда полководец справился с собой, а потом приподнял взгляд, то увидел, что он один. И только невдалеке от него стояли три десятка конных воинов, по виду дромы.

— Кто вы? — окликнул их Ханукка–бен–Шапруд.

Вперед выехал один из воинов, спрыгнул с коня и, склонившись перед рахом, произнес:

— Мы все, кто остался от особого отряда тархана Менахема–бен–Нисси. Нас ждет гибель от врага здесь, и ждет гибель в родной степи. За отступление — смерть, таков закон особого отряда. Дозволь, шад, нам умереть с тобой рядом.

— Мне нужен конь, — сказал рах. — Будем умирать в бою, вы со мной.

Ему вывели лошадь, Ханукка–бен–Шапруд запрыгнул в седло, и во главе маленького отряда кинулся в пучину битвы. Доспехов на нем не было, и первая же стрела от неизвестного конного лучника армии Штангорда сбила его наземь. А дромы из особого отряда тархана Менахема–бен–Нисси пережили шада не надолго. Они пали под клинками и стрелами штангордцев. И так погиб некогда любимец и дальний родственник кагана Каима шад Ханукка–бен–Шапруд.

Смерть рахского полководца никто не заметил, и битва шла своим чередом. Конники Штангорда степняков больше разогнали, чем уничтожили. И когда поле боя полностью очистилось от вертлявых юрких всадников, они ударили по тылам горцев, которые до сих пор сражались с уже превосходящей их пехотой герцога и не сдавались. Ни гарля, ни хайдары, не отступили. Воины гор принимали удары рыцарских копий грудью, как кошки запрыгивали в седла и сдергивали с них всадников. Они держали всю армию герцогства на себе, не давая ей высвободить силы для преследования бежавших с поля боя рахов, бордзу и степняков. Горцы строили баррикады из тел своих павших товарищей, взбирались на эти кровавые стены и бились до конца.

Так, ожесточенно сражаясь, они дотянули время до темноты, и уже ночью, все оставшиеся в живых горцы пошли на прорыв. Немногие уцелели во время него, но такие были, и набралось их, всех вместе, что гарля, что хайдаров, полных три сотни.