Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

— И то, верно, — пахан не спорил. — С вами фарт так и прет.

К полудню следующего дня наш уменьшившийся в количестве отряд вошел в Штангорд. И за два с лишним месяца, что мы отсутствовали, город резко изменился. Кругом, куда ни глянь, настороженные патрули Городской стражи, движения по улицам почти нет и праздношатающихся взрослых мужчин, пригодных к войне, совсем не видно, ибо они на фронте или трудятся. Рынки и базар еще работали, лавки и магазинчики были открыты, по набережной гуляли почтенные дамы с собачками, но что–то изменилось в худшую сторону, что–то нависло над городом, словно склизкая серая пелена. Так бывает в пасмурные и дождливые осенние деньки, когда нет желания что–то делать, шевелиться, но сейчас над городом светило солнце и погода радовала. Непогода царила в душах людей, что гораздо серьезней и страшней непогоды природной. Нет, обреченности на лицах, или того хуже, какой–то паники среди людей я не видел. Однако чревоточина сомнений и готовность к резкому ухудшению своей жизни, поселилась в их сердцах.

По широкой улице мы проследовали в сторону Старой Гавани по трое в ряд, и Звенислав, видимо понимавший, о чем я думал, прошептал:

— Обреченный град.

— Возможно. Как нам Штенгель и жрец Манфред говорили — за попрание клятвы идет исполнение проклятия. Кажется так?

— Именно так, — отозвался Курбат.

— Надолго здесь оставаться нельзя, — высказался Звенислав.

— Согласен, — поддержал его горбун. — Ты как, Пламен?

— Придется перебираться в иное место, — мои мысли совпадали с думками моих друзей. — Только надо часть золотых слитков обналичить в монеты, лучше всего в фергонские империалы или в эльмайнорские дукаты. Опять же мальчишек наших необходимо забрать из Старой Гавани. Бросать их нельзя, приучили к себе, обнадежили, так что заберем с собой. Ну и оружие надо закупить, если цены приемлемые. Думаю, за неделю управимся.

Звенислав отвлекся от разговора, подбоченился в седле, и проезжая мимо симпатичной девчушки, подмигнул ей. Девушка вся порозовела, засмущалась, а Звенислав только улыбнулся и, повернувшись к нам с Курбатом, спросил:

— Куда перебираться будем, други?

— Норгенгорд, — предложил я. — Город хороший, людный, стены крепкие, граница с Эльмайнором близко и до степных просторов всего несколько переходов. Ваше слово?

— Пусть будет Норгенгорд, — согласился Курбат.

— А мне без разницы, — Звенислав, как обычно, радовался жизни и жил сегодняшним днем. — Куда вы, туда и я, братья.

— Значит, Норгенгорд, — подтвердил я свое решение.

В самом конце лета, получив жесткий нагоняй от кагана Каима за неудачную военную кампанию, стянув всю свою армию в единый кулак, рахский главком шад Ханукка–ибн–Шапрут, перешел в решительное наступление. Восемьдесят тысяч воинов его армии и тридцать тысяч присланного в подкрепление дополнительного войска, настилая гати через болота в верховьях Саны, все же проломились сквозь заградительные отряды штангордцев. После чего вырвались на оперативный простор и вышли к первому городу. Им оказался небольшой пограничный городишко Стальгорд, и именно здесь должна была состояться главная битва между двумя армиями.

Каждый полководец, что Ханукка–ибн–Шапрут, что полковник Микит, ждали этого сражения, стремились к нему и возлагали на него все свои надежды. Рахская армия страдала от недостатка продовольствия и штангордских рейдеров–партизан, бесчинствующих на тыловых коммуникациях. И самое главное — каган требовал результата. Следовательно, он должен быть и необходимо наступать. А у полковника Микита резон был другой. Он ни в коем случае не должен был дать вражеской легкой коннице разлететься по территории герцогства. И для этого нужна битва, которая решит исход всей летней военной кампании.

Всю свою историю город Стальгорд жил двумя основными промыслами: торговлей и овцеводством. Вокруг него раскинулись и растянулись вширь отличнейшие пастбища, на которых всегда паслись отары тонкорунных овец. А каменный тракт, который шел через город, развивал торговые отношения с другими городами. И вот теперь, когда к городу подступили враги, именно на этих пастбищах должна состояться битва, и именно торговый тракт, идущий через Стальгорд, интересовал рахского полководца.

Полковник Микит сделал ставку на то, что вражеский военачальник не станет медлить, продолжит наступление и смог предугадать направление главного удара. Поэтому ночью все жители Стальгорда были эвакуированы в глубокий тыл. А на невысокие городские стены были поставлены четыре ополченческих и один регулярный пехотные полки, шесть тысяч человек. Ведь именно городу предстояло стать основой обороны, его центром и сердцевиной. По флангам, вплотную к стенам, Микит поставил равное количество войск с каждой стороны: четыре регулярных и двадцать ополченческих пехотных полков. А вся кавалерия и еще пять пехотных полков, из которых только один был регулярным, стояли за городом и находились в резерве.

Главными козырями в предстоящем сражении Микит считал нахождение своей армии на вершине. Глазом она практически не заметна. Но топографы провели измерения и доложили, что в среднем полки штангордцев будут возвышаться над вражескими наемниками на пять метров. Кроме того, прибыли купленные за золото наемники — четыре тысячи мечников с берегов Балтского моря, десять пехотных банд по четыреста клинков в каждой. А еще подмога из Эльмайнора, не десять тысяч конных арбалетчиков, как обещал Умберто Пятнадцатый, а всего шесть. Однако в умелых руках это немалая сила. И, наконец, третий козырь полковника Микита — передвижные батареи баллист на повозках, которые были сделаны по фергонскому образцу.

В отличие от полковника Микита любимец кагана шад Ханукка–ибн–Шапрут такими мелочами как стратегия и тактика мозги особо не забивал. Он знал, что войск у него в два раза больше, в этом рах был уверен. И если он не возьмет этот паршивый городишко, то его задушат собственным поясом, как не оправдавшего доверие кагана. А после этого скинут в выгребную яму. Перспектива безрадостная и поэтому он обязан победить любой ценой.

Два антагониста: штангордский полковник и рахский шад. Но было кое–что, в чем их мнения совпадали. Ни тот, ни другой, не желали видеть на поле боя жрецов, которые восстановили свои силы после первой схватки на реке Сана, и были готовы вновь вступить в сражение. Чего от них ждать, оба полководца себе представляли весьма смутно, и оттого нервничали. Так что, будь их воля, они обошлись бы без жрецов. Вот только это невозможно, ибо служители культов им не подчинялись и сами рвались в битву.