Хиллари Клинтон - Тяжелые времена

Мы покинули церемониальный зал и все вместе собрались в длинном прямоугольном помещении, где Кофи Аннан и Пан Ги Мун сели во главе стола, а министры, каждый с одним помощником, расположились по обе стороны двух стоящих напротив друг друга столов. Эмоции накалились, и на каком-то этапе министры кричали друг на друга и даже стучали по столу. В конце концов шум улегся, когда между мной и Лавровым началась оживленная дискуссия. Собственно, с самого начала было ясно, что все к этому и придет.

В конечном итоге возникло впечатление, что Россия, скорее всего, согласится с идеей передачи власти переходному руководящему органу, если мы сможем оформить ее, правильно подобрав слова. Лавров резко отреагировал на фразу Кофи Аннана о необходимости исключить тех, кто мог бы «подорвать доверие к переходному правительству и поставить под угрозу стабильность и примирение», и упорно отказывался соглашаться с такой формулировкой. Чтобы выйти из этой тупиковой ситуации, я предложила новый вариант, в котором было сказано, что в переходный руководящий орган власти смогут войти как представители правительства, так и оппозиции, избранные «на основе взаимного согласия». В конце концов русские согласились.

В хитросплетениях слов легко заблудиться, но большая часть работы дипломата заключается в словах. Мне было хорошо известно, что именно от правильно выбранных слов будет зависеть, как весь мир воспримет наше соглашение и как оно будет понято на месте событий, в Сирии. Я предложила вариант о «взаимном согласии» как выход, потому что, по сути дела, другого выхода не было: Асад вряд ли бы подошел по этому критерию, оппозиция ни за что не согласилась бы с его кандидатурой. Мы сохранили фразу «вся полнота исполнительной власти» для описания полномочий предлагаемого переходного руководящего органа. Это означало, что Асад и его приспешники будут лишены своих властных полномочий. Чтобы сделать наше соглашение по-настоящему действенным, я приложила дополнительные усилия, чтобы в соглашении было четко оговорено, что сирийская служба безопасности и разведки, наряду со «всеми государственными институтами», будет находиться под контролем переходного руководящего органа. Кроме того, в нем должен был содержаться призыв к тому, чтобы в стране было «высшее руководство, которое внушает доверие обществу» (еще один критерий, которому кандидатура Асада никак не могла соответствовать).

Я настаивала на том, что теперь нам следовало выдвигать на обсуждение в Совете Безопасности так называемую главу VII данной резолюции, которая бы санкционировала жесткие санкции в случае несоблюдения соглашения. Для Лаврова это условие было неприемлемо, но он согласился использовать влияние России для поддержки плана Кофи Аннана, а также подписал вместе со всеми документ, где излагались те условия, по которым были достигнуты договоренности. Затем мы покинули зал заседания, чтобы объявить о достигнутых договоренностях.

Неприятности начались почти сразу же. Пресса упустила ясный и простой смысл выражения «на основе взаимного согласия» и трактовала его как признание того, что Асад сможет остаться у власти. Газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала мрачный репортаж под заголовком «Переговоры завершились составлением плана по Сирии, но не по отставке Асада». Лавров приложил все усилия, чтобы подлить масла в огонь таких толкований. «Не делается никаких попыток навязать какой-либо переходный процесс, — заявил он журналистам. — Нет никаких предварительных условий для переходного процесса и попыток отторгнуть какую-либо группу от этого процесса». Формально это было верно, но по сути это была беззастенчивая ложь.

Кофи Аннан, однако, парировал уловку Лаврова. «Я сомневаюсь, что сирийцы, которые так беззаветно боролись за свою независимость, чтобы самостоятельно выбирать свое руководство, будут готовы избрать на эти должности людей, у которых руки в крови», — сказал он. Я поддержала его: «То, чего нам удалось здесь достичь, — это развеять миф о том, что [Асад] и те, у кого руки в крови, смогут остаться у власти. В соответствии с выработанным планом режим Асада должен уступить место новому переходному руководящему органу, который будет иметь все полномочия власти». Со временем оппозиция и гражданские лица в Сирии осознали, что именно в этом заключалась суть женевского коммюнике: это был план по отстранению Асада от власти.

То лето было тяжелым для Сирии. После подписания соглашения в Женеве на заседании ООН Россия в итоге отказалась поддержать главу VII принятой резолюции или использовать какие-либо реальные рычаги давления на Асада. Это было весьма досадно, но неудивительно.

В августе Кофи Аннан ушел с поста спецпосланника с чувством глубокого неудовлетворения.

— Я сделал все возможное, но иногда даже все возможное — этого недостаточно, — сказал он мне.

— Я не знаю, что еще вы могли бы сделать, учитывая непримиримую позицию России в Совете Безопасности, — ответила я. — Я не могу себе представить, как можно было бы сделать больше того, что мы сделали. По крайней мере, в Женеве у нас была основа, но наши соперники были просто непоколебимы.

Между тем число жертв в Сирии возросло до десятков тысяч человек, а кризис продолжал углубляться и выходить из-под контроля.

Я испытывала все большее разочарование, но продолжала вести свою линию. Когда мы натолкнулись на стену враждебности России в ООН, я стала оказывать давление по направлениям, не связанным с ООН, проводя новые совещания «Друзей Сирии», в число которых теперь входило уже около ста стран. Самой большой проблемой было убедить все стороны (Асада и его российских и иранских покровителей, с одной стороны, повстанцев и арабские государства, с другой), что добиться решающей победы военным путем невозможно и что им нужно все внимание сосредоточить на достижении урегулирования дипломатическими средствами. Это, как показало время, потребовало немало тактичных и неустанных усилий — и оказания давления. Соединенные Штаты и наши партнеры постепенно расширяли санкции в отношении режима Асада. Мы «заморозили» его активы, ввели запреты на поездки, ограничили торговые операции. Сирийская экономика находилась в состоянии неконтролируемого падения. Но поскольку Россия и Иран продолжали финансировать военные действия Асада, бои на территории Сирии продолжались.

Асад активно использовал авиацию и начал обстреливать повстанцев ракетами «Скад», чтобы подавить их сопротивление, что привело к новым жертвам среди мирного населения. Оппозиция, несмотря на все усилия европейцев, арабских стран и США, оставалась разрозненной. С марта 2012 года мы стали поставлять повстанцам помощь, не связанную с поставками оружия, в том числе коммуникационное снаряжение и сухие пайки. Но другая сторона получала помощь оружием и военным инструктажем, и это приходилось учитывать. Раздавались голоса (особенно много их было в рядах сирийской оппозиции), которые призывали нас оказать поддержку так же, как мы поддержали ливийских повстанцев. Но Сирия — это не Ливия.