Хиллари Клинтон - Тяжелые времена

Режим Асада оказался гораздо более живучим, чем режим Каддафи, у него оказалось очень много сторонников среди основных групп населения, больше союзников в регионе, полноценная армия и гораздо более надежные средства ПВО. В отличие от Ливии, где повстанческий Переходный национальный совет контролировал обширные территории в восточных районах, в том числе Бенгази, втором по величине городе, оппозиция в Сирии была плохо организована и рассредоточена. Оппозиционеры изо всех сил пытались удержать территорию и объединяться вокруг единой командной структуры. Было еще одно очень важное отличие: Россия блокировала любые действия ООН по Сирии, в значительной степени препятствуя повторению ливийского сценария.

В первые дни боев многие предполагали, что падение режима Асада было неизбежным. Ведь в предыдущих подобных событиях руководители Туниса, Египта, Ливии и Йемена — все без исключения покинули свои посты. Трудно было представить, что после таких кровопролитных боев, почувствовав вкус свободы, сирийский народ так просто успокоится и вновь примет диктаторское правление. Однако теперь, когда пошел второй год гражданской войны, казалось все более вероятным, что Асад сможет удержаться у власти, даже если бы это значило, что страна распадется на части и начнется повсеместный разрушительный межконфессиональный конфликт. Сирия могла оказаться в длительном и кровавом тупике. Либо она могла перестать существовать как государство, поскольку правительственные структуры рушились, а за этим последовал бы хаос. И чем дальше затягивался конфликт, тем больше становилась опасность, что нестабильность в Сирии приведет к дестабилизации положения в подверженных нестабильности соседних странах, таких как Иордания и Ливан, и еще больше возрастала вероятность того, что экстремисты хотели бы заручиться поддержкой внутри Сирии.

Я стала называть Сирию «дурной» проблемой. Этот термин обычно используют эксперты по планированию для описания особо сложных задач, в которых стандартные решения и подходы неприменимы. «Дурные» проблемы редко имеют правильный ответ. На самом деле они представляют такую сложность и «зловредность», потому что каждый следующий вариант их решения оказывается хуже предыдущего. Именно это, во все большей степени, стало проявляться в Сирии. Если ничего не предпринимать, весь регион вскоре постигнет гуманитарная катастрофа. Если начать военное вмешательство, был велик риск открыть ящик Пандоры и завязнуть в очередной бесконечной войне, как в Ираке. Если направить военную помощь повстанцам, вскоре это оружие может оказаться в руках экстремистов. Если продолжать использовать чисто дипломатические способы решения конфликта, то они будут наталкиваться на российское вето. Ни один из этих подходов не давал большой надежды на успех. Однако нам приходилось продолжать наши усилия.

Когда стало ясно, что Женевские соглашения зашли в тупик, мы с другими сотрудниками команды по вопросам национальной безопасности в администрации Обамы начали всесторонне рассматривать вариант, при котором мы бы поддерживали и обеспечивали всем необходимым тщательно отобранные и обученные подразделения умеренных сирийских повстанцев, которые были бы достаточно надежны, чтобы им можно было доверить американское оружие. Такой подход таил в себе реальные риски. В 1980-х годах США, Саудовская Аравия, Пакистан вооружили афганских повстанцев, которых называли «моджахеды». Они помогли положить конец советской оккупации в своей стране. Некоторые из этих бойцов, в том числе Усама бен Ладен, организовали «Аль-каиду» и обратили свои взоры на объекты в странах Запада. Никто не хотел повторения такого сценария.

Однако если повстанцев действительно можно было проверить и подготовить, то это было бы полезно по целому ряду направлений. Во-первых, даже действия сравнительно небольших групп могли бы дать большой психологический импульс оппозиции и убедить покровителей Асада перейти к рассмотрению политического решения. «Хезболла» показала успешный пример подобного подхода, когда смогла добиться изменения в расстановке сил на поле боя в пользу Асада, перебросив в Сирию лишь несколько тысяч хорошо подготовленных бойцов.

Во-вторых, наиболее непосредственно наши действия (или наше бездействие) напрямую отражались на наших взаимоотношениях с региональными партнерами. Не секрет, что различные арабские государства и отдельные лица направляли в Сирию оружие. Но поток оружия был плохо скоординирован, разные страны поставляли оружие разным, порой конкурирующим между собой вооруженным группировкам. Вызвало тревогу и то, что большое количество техники попадало к экстремистам. Поскольку США не принимали участие в этих действиях, у нас было меньше возможностей для ограничения и координации поставок оружия. Мне уже не раз приходилось слышать все это из первых уст во время сложных дискуссий в странах зоны Залива. Если, однако, Америка и была готова наконец вступить в игру, то мы могли бы быть гораздо более эффективны в изоляции экстремистов и приведении к власти умеренной оппозиции в Сирии.

Одной из основных проблем, которая очень заботила нас в отношении Сирии (и одной из причин, почему эта страна стала «дурной» проблемой), было отсутствие там какой-либо жизнеспособной альтернативы Асаду. Он и его союзники могли бы с полным правом утверждать, как Людовик XV во Франции: «Après moi le déluge» [После меня — хоть потоп] («После Асада — хаос»). Вакуум власти в Ираке после падения Саддама и роспуск иракской армии являлись поучительным примером. Но если бы Соединенные Штаты могли обучить и вооружить надежные и способные умеренные повстанческие силы, это могло бы помочь удержать страну от распада во время передачи власти, обеспечить сохранность запасов химического оружия и предотвратить этнические чистки и сведение счетов между противоборствующими группировками.

Но было ли вообще возможно это выполнить? Самое главное было тщательно проверять боевиков, чтобы наверняка отсеять экстремистов, а затем установить тесный обмен разведывательной информацией и оперативное взаимодействие со всеми нашими партнерами.

В Ираке и Афганистане США потратили много сил на подготовку местных военнослужащих, пытаясь «вылепить» из них сплоченную национальную армию, способную обеспечить безопасность и разгромить повстанцев. Генерал Дэвид Петрэус, который командовал американской военной миссией в обеих этих странах, прежде чем стать директором Центрального разведывательного управления в 2011 году, не понаслышке знал, как трудно это бывает. Несмотря на некоторые успехи, иракские и афганские силы безопасности все еще лишь пытались окрепнуть. Однако, благодаря своему опыту в упомянутых странах, Петрэус очень много знал о том, что в этом случае срабатывает, а что нет.