Владимир Поселягин - Комсомолец

Закончив со стройкой, я направился к мотоциклу, после чего поехал на место постоя за сестрами. Амбар был практически готов. Он понизу был практически весь обшит, остался верх стен и частично незаконченные полы второго этажа, где будет храниться сено. Кстати, насчет сена я договорился с двумя мужиками, и они уже неделю накашивали мне в лесу на полянах траву, суша ее и собирая в стога. Перевозить я уже буду сам. Но сена надо много, все-таки две лошади да еще коза. Благо амбар мог вместить запасов на пять лошадей и десять коз.

Сегодня строители закончат с основными работами по амбару и поднимут сруб бани. Каменщики уже наполовину подняли кирпичную коробку гаража, работа стояла в основном из-за отсутствия цемента, он и до вой ны был в дефиците. Но вот его подвезли, и работа закипела. Сегодня они должны закончить, пару дней коробка будет сохнуть, потом будут поднимать над ним щитовой летний домик для меня. Изнутри домика должен быть ход в гараж. Люк в полу и лесенка.

Забрав сестер, я догнал Егора на повозке и Анну, что сидела рядом с ним. Там Анна села позади меня, а сестрички втиснулись в люльку, убрав недовольно ворчавшего Шмеля под ноги. Ехали мы не спеша, чтобы Егор не отстал.

По прибытии я сразу же стал отдавать команды. Девчата шли со мной, а Егор остался коротать время, лежа на повозке. В общем, как и договорились.

— Шмель, рядом, — скомандовал я щенку, и мы углубились в лабиринт рынка, где продавали, покупали, крали и стенали обокраденные люди.

Найдя два прилавка рядом, где продавали вполне приличную детскую одежду — преобладала девчачья — я оставил сестер и Анну, велев выбирать, что душа захочет, главное, чтобы не мерзли зимой, и, сообщив, что отойду на минутку, направился к примеченному ранее прилавку.

Дело не в том, что я обнаружил желаемую кожаную куртку, нет, полдня впереди, еще найду, а в том, что здесь сидел часовых дел мастер. Он не только занимался ремонтом, но и продавал вполне новые наручные часы. Были у него и женские. Причина такого моего интереса банальна. Через четыре дня у Али был день рождения, ей исполнялось двенадцать лет. Вот я и хотел ей сделать столь дорогой подарок. Для местных это очень круто, так что я решил порадовать ее. Конечно, у меня были в запасе еще восемь трофейных часов, кроме тех, что я носил на руке. Но это были сугубо мужские хронометры, и на тонкой девичьей руке они бы не смотрелись.

Когда я нашел прилавок — оказалось, он был в четвертом ряду, а не в третьем, как мне запомнилось, — то обнаружил, что у него уже стоят покупатели. Это были военные. Двое летчиков лет по двадцать пять на вид, с наградами на груди. Один старший лейтенант, другой лейтенант, у последнего была нашивка за ранение. Третья была девушка в форме военфельдшера с кубарями в петлицах. Блондинка с обалденной фигуркой, как я рассмотрел со спины. Кубари увидел, когда она немного повернулась.

Девушка перебирала образцы на прилавке. А вот один из лейтенантов негромко разговаривал с продавцом. Что примечательно, я расслышал заданный вопрос. Говорил он на западноукраинском суржике. В какой-то степени правильно, мало кто его в Москве знает, однако я знал.

Часовщик, заметив мое приближение, сделал незаметный знак лейтенанту молчать, но движение я уловил. Приглядевшись к девушке — берет у нее был поднят достаточно высоко, открывая висок, — я оскалился и громко сказал:

— А я так и думал, что мы встретимся. Обернись, тварь, я хочу посмотреть на твое лицо!

Девушка вздрогнула, слегка зябко поежилась и обернулась, бросив на меня быстрый взгляд. Судя по расширившимся глазам, узнала, а я, с некоторым недоумением ее разглядывая, держал руку на рукоятке пистолета, сунутого сзади за пояс и до этого прикрытого рубашкой.

— Работаем! — на суржике скомандовал старший лейтенант и бросился на меня, но почти сразу упал, словив пулю в колено. Второй успел сбить меня плечом с ног, но не остановился, чтобы добить, а бросился бежать. Перекатившись на живот, из положения лежа я всадил ему две пули в спину и сразу же вскочил на ноги, разворачиваясь к девке. Однако ни ее, ни часовщика уже не было на месте. Старика я не разглядел, но вот девушка как раз поднималась на ноги с земли метрах в десяти от меня. Судя по испуганно матерящейся тетке, что лежала на спине, и рассыпанным покупкам, она столкнулась с ней, убегая.

После выстрелов на несколько секунд воцарилось недоуменная тишина, однако чуть позже заголосила одна женщина в соседнем ряду, что убивают. Ее тут же поддержали. После следующих моих выстрелов снова воцарилась тишина, но уже испуганная. Только «летчик» подвывал рядом.

— Стоять! — крикнул я, направив на нее «Вис». Народу на рынке хватало, но пока никто не пробовал вмешаться, только выл раненный в ногу «летчик». — Обернись… Ну?!

Девушка обернулась и исподлобья посмотрела на меня. В это же мгновенье послышался командный крик сбоку:

— Милиция! Бросить оружие!

Покосившись направо, я понял, что приказ был отдан именно мне. В принципе, по-другому и быть не могло. Молодчик держал на прицеле девушку-военную, рядом лежали тела еще двух военных, да еще орденоносцев. Странно, что сразу стрелять на поражение не стали. На кого еще стволы им направлять?

— Спокойно, — скомандовал я, поднимая руки и отпуская рукоятку пистолета, отчего тот повис на указательном пальце. Держал я его за скобу, что прикрывала спусковой крючок.

— На землю оружие! — кричал один из двух милиционеров. Заметив, что они оба какие-то нервные, вспомнил про пропавший патруль и, поморщившись, наклонился и аккуратно положил пистолет на землю, со злостью поглядев на торговый ряд. Народу хватало, однако незнакомки уже не было, только мелькнула в конце ряда ее форменная гимнастерка и синяя юбка.

Слушая приближающиеся шаги милиционеров, я со злостью смотрел вслед убежавшей немке и с некоторым недоумением думал: «Почему она была так похожа на фотографию матери Евгения Иванова, то есть теперь на мою мать?.. Почему?»

Как бы то ни было, я собирался бросить все силы, чтобы разгадать эту загадку.

Контролируя боковым зрением подходивших милиционеров, я пропустил бросок одного из зрителей. Только и успел чуть повернуть голову, гася удар кулака. И услышал радостный голос сквозь звон в голове:

— Я помогу, я боксом занимался.

— Гражданин, отойдите, не стоит трогать задержанного.

Чуя, как немеет лицо — похоже, этот ублюдок повредил мне челюсть — и как из глубин души поднимается черная злоба, я в развороте, присев, крутнулся, подбивая ногой одного из подошедших милиционеров.

Был как раз удобный момент — один страж порядка, тот, которого я сбил с ног, держал меня на прицеле, а вот второй, тот, что скомандовал пацанчику примерно моих лет отойти, убрал оружие в кобуру, не застегнув ее, и достал из кармана кусок веревки. Как я понял, наручников у сотрудников милиции не было. Вскочив, я в прыжке нанес удар в голову второму милиционеру, что лапал кобуру, пытаясь вытащить глубоко засунутый пистолет.