К Соловьев - Господа Магильеры

Кронберг наблюдал за жертвой предельно осторожно, чтоб не вызвать и тени подозрения. Метод «вести на крючке», популярный у тайной полиции и заключающийся в постоянном контроле перемещений, он отмел сразу. Штрассер по натуре подозрителен, не первый год варится в политическом котле, слежку почует мгновенно. Раз так, не стоит мозолить лишний раз ему глаза. Поэтому Кронберг построил свой день так, чтоб лишь несколько раз встречать Штрассера на территории «Виндфлюхтера» в заранее известных ему местах. С утра он прогуливался на террасе, наблюдая за тем, как Штрассер купается в мелких волнах, обнажая свое на удивление бледное, по-женски округлое, тело. В полдень заглядывал в ресторан, чтоб выпить кружку пива и издалека понаблюдать за тем, как Штрассер рассеянно мусолит свою извечную «Берлинскую рабочую газету». Вечером словно невзначай встречался с ним во дворике, где тот курил трубку. За все это время Кронберг не обменялся с ним ни единым словом. Даже старался не смотреть в его сторону.

В остальном он старался вести себя так, чтоб не вызвать подозрений у окружающих. Гулял по пляжу, играл со случайными компаниями в карты, выпивал – осторожно, так, чтоб никому не врезаться в память, но, в то же время, немного примелькаться среди постояльцев. «Будь ничем не примечателен, как рыба в стае, - напоминал он себе, - Будь скучным и вялым, к таким не липнут с разговорами. Будь предсказуемым, такие не бросаются в глаза. Будь брюзгливым, грубым и желчным, уставшим от жизни, как и все здешние обитатели».

На шестой день Кронберг заметил, что его тщательно спланированная предсказуемость дает результаты, причем отличные от тех, что он ожидал.

Когда действуешь предсказуемо, изо дня в день совершая одни и те же поступки, появляясь в одних и тех же местах, появляется возможность заметить, какие из элементов общей «картинки» меняются, а какие остаются неизменными. Одним из неизменных элементов был сам Штрассер, и к нему Кронберг давно привык.

Но кроме него неизменных элементов в пасторальной картине обычной жизни «Виндфлюхтера» оказалось еще двое. Это оказалось для Кронберга неприятным сюрпризом. Оказывается, не только Штрассер демонстрировал редкостное постоянство в привычках.

Один из этих двоих был хмурым малым среднего роста, в лице которого в первую очередь был заметен перебитый нос. Этот тип старался вести себя по-аристократически томно и носил дорогие костюмы из хорошего английского сукна, но сидели они на нем, как армейская форма на новобранце, как-то косо и неизящно. Ему явно не хватало опыта. Второй был флегматичен, костляв и очень спокоен. Несмотря на то, что его возраст едва ли перешагнул за отметку в четыре десятка, лицо у него было сухое, со множеством острых черт, отчего напоминало лицо старой хищной птицы. Еще меньше Кронбергу понравился его взгляд, внимательный, нарочито-медлительный и какой-то текучий.

Эту парочку он стал замечать подозрительно часто, всегда в приблизительно одно и то же время и, что было еще неприятнее, всегда неподалеку от Штрассера. Они редко держались вместе, но почти всегда, стоило мелькнуть одному, где-то рядом можно было найти и второго.

«Розенкранц и Гильдестерн, - подумал Кронберг, чувствуя неприятную щекотку напряжения, крохотными коготками бегущую вдоль позвоночника, - Судя по их кислым лицам, морской климат не идет им на пользу».

Первые два дня он старался себя убедить в том, что виноваты его собственные нервы, привыкшие к постоянному напряжению суетной берлинской жизни. Вполне может быть, что оба эти господина просто поправляют свое здоровье, а встречи с ними – лишь банальное совпадение, за которым не стоит никакой злонамеренности. Но с каждым следующим днем Кронберг все более убеждался в том, что для совпадения здесь места нет.

Эти двое, изображавшие из себя обычных постояльцев, играли свои роли слишком старательно, при этом часто путаясь в мелочах. Если они разыгрывали из себя банкиров на отдыхе или скучающих промышленников, то у них было мало представления о людях такого сорта. Опустившиеся аристократы? Политики? Профсоюзные шишки? Чем больше Кронберг смотрел на них, тем меньше в это верил. Не та порода. Можно надеть другой костюм, изменить лицо гримом и говорить чужими словами, но породу не спрятать. А в том, что эти двое – самые настоящие хищники, а не ленивые караси, болтающиеся обычно в комфортабельной банке «Виндфлюхтера», он уже не сомневался.

Последние сомнения отпали, когда он увидел случайный взгляд тощего с птичьим лицом, который, очевидно, Кронбергу видеть не предполагалось. В этом взгляде, холодном и внимательном, не хватало лишь одной детали – располагающейся между его обладателем и Кронбергом прицельной мушки. Но эта деталь легко угадывалась.

Розенкранц с Гильдестерном ошивались в гостинице днями напролет, лишь изредка поодиночке куда-то пропадая. Постоянно видя их, Кронберг в то же время не мог понять, на что направлено их внимание. Казалось, они одновременно были сразу везде и наблюдали за всем, что происходит вокруг них. Может, телохранители какой-то важной особы, снявшей номер инкогнито? Удобная версия, но Кронбергу пришлось ее отмести. В этом случае они опекали бы своего хозяина, так или иначе крутясь вокруг него, эти же словно находились в свободном плавании. И, что Кронбергу нравилось меньше всего, в круг их интересов определенно входили они оба – он и Штрассер.

Слишком уж часты и предсказуемы были встречи в гостиничных коридорах. Кронберг ощутил томление сродни тому, что испытываешь, стоя на палубе и глядя, как безоблачный горизонт наливается тяжестью грядущей бури, а воздух делается душным и наэлектризованным.

И только поэтому на седьмой день Штрассер был еще жив.

- Берлин, пожалуйста, - попросил Кронберг девушку и продиктовал номер из хорошо знакомых ему цифр.

- Ожидайте, - улыбнулась та, и, полминуты спустя, кивнула, - Абонент вас слушает.

Голос Мартина он услышал почти сразу же. Связь с Берлином была хорошая, оттого Кронберг различил даже звон стекла где-то на заднем плане – судя по всему, Мартин не выпускал винного бокала даже во время телефонных бесед. Не самая полезная привычка. В конце концов, так, пожалуй, можно и спиться…

- Слушаю.

- Это Кронберг. Привет.

- О, старина… Все еще на море? Не надоело отдыхать? Пора бы уже за работу. У нас тут ее хватает, уж можешь мне поверить… И, кстати, надеюсь ты не забыл захватить старому другу чайничек из арцбергского фарфора?

- Я и звоню на счет работы, Мартин. Мой отдых протекает не так гладко, как мне бы того хотелось. Море стало прохладным.

Голос Мартина в трубке сразу же стал напряженным, колючим, как электрический разряд в телефонном проводе.