Василий Панфилов - Улан. Трилогия

Присутствующие переглянулись с мрачноватым весельем в глазах.

— И многие верят? — нейтральным тоном спросил адмирал.

— Да кто ж их знает-то? Вроде и ерунду же несут, но какие люди! Разумовский, Панин, иные вельможи, да всё это с вином, да с обещанием Царствия Небесного всем присутствующим…

Решено было направить в город отряды агитаторов. Для этого выбрали – строго из добровольцев(!) людей, которые собственными глазами видели Петра и Павла и слышали историю с переворотом. Что уж там им обещали, Грифич не знал – это решали без него, а сам он отплыл на яхточке чиновника с Емелей.

— Ну всё, высаживай нас потихонечку, шепнул принц Афанасию – тому самому чиновнику, — и смотри, сам не попадайся заговорщикам…

— А то кого награждать будут? — басовито добавил Пугачёв и тихо хохотнул.

Князь был одет в ту же парадную одежду, в которой был на приёме у Разумовского и в которой прорывался сквозь гвардейские ряды. Появившуюся мысль о переодевании во что-нибудь более невзрачное, пришлось отбросить – генеральский мундир и ордена прибавляли значимости его словам, а какой-нибудь невзрачный мундир мог навести слушателей на мысли, что дело у государя плохо, раз уж его генералы вынуждены таиться…

— Кто такие? — окликнул их нервный ломающийся тенор.

— Генерал-майор Владимир Грифич, — с ледяным спокойствием (а оно далось ой как непросто!) отозвался попаданец, готовый в любой момент упасть или прыгнуть.

— Точно?

— А ты сам погляди, — отозвался вместо него Емеля. Подросток со здоровенным двуствольным пистолем вылез из такого неожиданного места, что удивился даже экстремал, привыкший в своё время к беготне по городским трущобам.

— Я Иван Коровин, — гордо представился он, — сын Тимофея Коровина, корабельного плотника. Я за царя стою.

Вид у него при этом был на диво потешный – прыщавый подросток, испачканный в какой-то дряни, да с ломающимся голосом… Но помня, как умело тот спрятался, да и пистоль держит твёрдо… В общем – настоящий воин, пусть пока и в забавной "оболочке". Увидев как следует лицо Грифича (тот даже повертел головой, чтобы подросток лучше его разглядел), он успокоился и опустил оружие.

— Я тебя [116] Напоминаю – обращение на "вы" пришло на Русь из Европы и приживалось тяжело. Нормальному человеку тяжело было представить, зачем обращаться к кому-то в множественном числе? знаю, — шмыгнул он носом, — у семёновцев видел, да и так…

Что "да и так", Иван не прояснил, а просто вывел князя к остальным. Портовые рабочие, мастеровой люд, немногочисленные купцы, флотские, многочисленные армейские командировочные/выздоравливающие/просители/отпускники – все они загомонили разом, узрев важного вельможу.

— Тиха! — во всю глотку заорал Емельян, — князь говорить будет!

Благодарно кивнул Пугачёву, Грифич влез повыше и окинул взглядом толпу – только навскидку не меньше пятисот человек, да наверняка кто-то защищает и подступы к порту. Правда, с оружием у большинства проблематично – даже военные в большинстве своём только с холодным оружием, винтовок/пистолетов немного, а уж пороха – ещё меньше…

— Я князь Грифич, принц Рюген, генерал-майор, директор Шляхетского корпуса! — громко представился он. Переждал ответные крики толпы:

"Знаем, знаем, говори!", — и продолжил:

— В Петербурге переворот – Екатерина решила взять власть в свои руки! Гвардия и некоторые вельможи на её стороне. Вы все слышали, какую ерунду они обещают!

Орать приходилось громко, надсаживая голос…

— Ерунду! — повторил Владимир, — ну как можно верить обещаниям о снижении налогов всем и о раздаче денег? Казна не бездонная! Допустить, что они не врут, можно только в одном случае – если понять, что снижать налоги и раздавать деньги они собираются себе! А брать эти деньги будут у вас!

В толпе загомонили, обсуждая слова генерала. Тот подождал, пока гомон стихнет…

— Кто обещает?! Воры известные! Так стоит ли верить им?!

— Княже, здесь им никто не верит! — донеслись крики, — ты про амператора обскажи!

Владимир поднял руки, призывая людей затихнуть.

— Император с наследником в Кронштадтской крепости – в безопасности!

Лица у людей сделались просветлёнными и кто-то даже затянул молитву – что такое переворот и каковы его последствия, люди понимали достаточно хорошо.

— С императором Миних и командир Кронштадтского гарнизона вице-адмирал Мещерский!

И снова пришлось ждать, пока народ успокоится – Миниха… Нет, не любили – уважали. Он стал олицетворением этакого порядочного и компетентного служаки, который много спрашивает с подчинённых, но с себя – ещё больше. Ну самое главное – фельдмаршал был на редкость справедлив и многие считали его "Настоящим русским – пусть и немчура".

Орал Грифич недолго – объяснил всем, что мятеж гвардии обречён, что император (пусть пока и не коронованный) с наследником в безопасности и что главная задача защитников порта – просто продержаться день-другой, пока сюда не стянутся войска и не выбьют бунтовщиков.

Наоравшись, пришлось объяснять лидерам толпы подробности, затем снова… и снова… Наконец, он добрался до семёновцев и… снова лекция на тему "Враг будет разбит, победа будет за нами." К счастью, вояки всё-таки понимали – что такое дисциплина, так что не гомонили и не переспрашивали по несколько раз. Ну и Тимоня постарался.

Грифич не зря посылал денщика к гвардейцам – те его хорошо знали и любили. Да и как не знать того, кто демонстрирует – как надо преодолевать препятствие или ставить кулак при ударе. Да и любовь… Тимоня, с его несомненной храбростью и воинским мастерством, умением плясать и драться на кулачках, был одновременно настолько прост и бесхитростен… А главное – понятен, ведь верхом его желаний было вкусно пожрать, выпить, подраться и найти бабу. Словом – идеал гвардейца!

Звучит немного… нелепо, но что есть, то есть. Если бы Тимоня хоть чуточку играл…, но нет – он просто был собой, так что друзей и приятелей у него было великое множество, причём иные – даже в офицерских чинах.

— Александр Иванович-то где? — спросил Грифич о командире семёновцев.

— Шувалов? Да ранили его – бедро пропороли протазаном, да и так… помяли, — мрачновато отозвался стоящий рядом сержант, — он преображенцев пытался остановить, так они его…

Тут он сжал кулаки – своего формального начальника семёновцы любили. По сравнению со своими родичами он считался бесцветным, но учитывая, что руководил он Тайной канцелярией – бесцветность эта была скорее профессиональной.

Почему не раскрыл заговор? А как – если гвардейцы и вельможи привыкли совершенно открыто обсуждать всевозможные "прожекты" нового государственного устройства. По типу дворянской республики с расширенными для шляхты правами и урезанными – для "быдла".