Андрей Мартьянов - Проект Германия

— Я отпустила фрау Кох домой, приготовлю тебе ужин сама… — Мать предпочла не дожидаться ответа. — Мы никого не ждем? Ты теперь важная персона, вряд ли стоит приглашать гостей сюда.

— В том-то и дело, что ждем, — сказал я. — Мне позвонят в течение часа. Спасибо.

Наверху пришлось объясняться с Маргарет — ей я изложил ту же версию, что и матери. Жене выдержка изменила: выслушав, Маргарет расплакалась. Она была уверена, что я не справлюсь, что без гения фюрера Германия обречена, а измена в рядах партии означает скорое крушение всего и вся. Попомнишь тут выкладки господина Аппеля про «стержень эпохи»…

Родных пришлось отправить на отдых: отговорился тем, что все устали, перенервничали, а кроме того, у меня сейчас намечена важная приватная встреча. Как раз позвонил Дитмар: едем. Как и было приказано, приглашение изложено вежливо.

Вышел из дома, предупредил охрану — должен подъехать черный «опель» с номерами СД. Пропустить. Машина пусть ожидает, гость пробудет в доме как минимум час, возможно, больше.

Небольшой спектакль с частным и доверительным визитом я затеял нарочно: моя задача — разговорить советника Хевеля, разгадать загадку, а сделать это в помпезном канцлерском кабинете было бы затруднительно. Призрак его прежнего владельца — если вы понимаете, о чем я, — еще долго будет витать под сводами Новой рейхсканцелярии. Тень Гитлера возвышалась бы за моей спиной. Совсем другое дело принять этого человека дома, в столовой, за скромным ужином и бутылкой рейнского.

— …Признаться, вы очень ловко все провернули. — Это было первое, что я услышал от Вальтера Хевеля после формальных приветствий. — Инициатор — Гейдрих? Его не зря сослали в Прагу, но, как выяснилось, это была фатально опасная полумера. Но вы, Шпеер! Вы?! От вас такой прыти никто не мог ожидать!

Говорил он вальяжным, светским тоном, словно речь шла о покупке дорогого охотничьего ружья или премьере в опере. Уселся на предложенный мною стул, закинул ногу за ногу. Нет, это не развязность, являющаяся следствием замешательства или смущения, он всегда так себя вел на моей памяти — Гитлер любил слушать истории Хевеля о его приключениях в Юго-Восточной Азии, рассказывать он мог часами и всегда общался с исключительной непринужденностью.

— Не понимаю, — с наивозможной корректностью ответил я, — вы хотите мне нагрубить или просто называете вещи своими именами?

— Грубить рейхсканцлеру? — усмехнулся советник. — Я не самоубийца. Всего лишь даю понять, что более или менее знаком с ситуацией. Позвольте осведомиться, почему меня не арестовали, тогда как всё окружение Риббентропа с ним самим во главе отправили по тюрьмам и в лагерь Дахау?

— Сами не догадываетесь? — Я решил сыграть в его игру.

— Тоже мне, гипотеза Римана… Шпеер, вы много лет вращались в самых высших сферах, вы очень наблюдательны, у вас хорошая память и профессиональное умение делать логические выводы. Практически всё ближайшее окружение фюрера, за исключением нескольких человек, исчезло. Мне повезло остаться в числе немногих счастливчиков, следовательно, причин тому две: для нового режима мы не опасны, а прежде всего — можем оказаться полезны.

— Будете торговаться? — съязвил я.

— О нет. Предпочту предложить свои услуги без лишних условий, поскольку одно дело — беседовать с вами здесь, и совсем другое — рассказывать ровно то же самое, но в неуютной обстановке внутренней тюрьмы гестапо, общаясь с невоспитанными и прямолинейными сотрудниками группенфюрера Мюллера.

Умен, не откажешь. Однако торговаться будет, исподволь, неявно. И продаст свои знания задорого.

— Сегодня в меню брюссельская капуста, швейцарский кордон-блю из телятины и китайский рис с соусом. — Я поднял начищенные крышки над готовыми блюдами. Спасибо маме, успела приготовить. — Прислуги в доме нет, придется положить самостоятельно…

— Я холостяк, — отмахнулся Вальтер Хевель, взяв с куверта столовую тарелку. — Привык, знаете ли. От вина не откажусь. «Рауэнталь» тридцать второго года? Недурно.

Около четверти часа мы чинно вкушали — ни дать ни взять два степенных буржуа, собравшихся ввечеру за ужином обсудить акцизы на шерсть и биржевые новости. Обменивались малозначительными замечаниями — да-да, у господина Канненберга, мажордома канцлерской резиденции и шеф-повара по совместительству, волшебно получались кенигсбергские клопсы с каперсами. Жаль, что фюрер предпочитал вегетарианскую кухню и для него готовили отдельно…

— Итак. — Хевель откинулся на спинку стула, извлек из кармана пиджака небольшую серебряную сигарницу и спички. — Если позволите, господин Шпеер, начну исповедь с вопроса. Какова конечная цель?

— Простите? — не понял я.

— Конечная цель, — повторил советник. — Куда собирается вести Германию ваше правительство?

— Прекращение боевых действий хотя бы на одном из фронтов на максимально выгодных для нас условиях, — подумав, ответил я. — Предпочтение, конечно, Западу.

— Это цель промежуточная, а я спрашивал о конечной. В случае с фюрером всё было просто: ликвидация Британии или переориентирование таковой в нашу сферу влияния, разгром русских и земли на Востоке. Еще в прошлом году стало ясно, что это недостижимо, но Гитлер последовательно и упорно шел именно к данной цели.

— Хорошо. Завершение войны в Европе без существенных потерь. Второй Версаль станет для нас окончательной катастрофой, после которой на Германии можно будет навсегда поставить крест.

— Ключевые слова здесь «без существенных потерь», — отозвался Хевель и пожевал губами, будто размышляя. — Задачка, однако… Что вы не боитесь потерять из полученного нами с 1938 года? Австрия? Богемия? Польша? Балканы? Франция? Земли в России? Скандинавия? Озвучьте ваши запросы.

— Наверное, об этом лучше спросить графа Шуленбурга, — покачал головой я. — Как ответственного за иностранные дела и внешнюю политику…

— Позвольте огласить прописную истину, — голос Вальтера Хевеля стал жестким. — Политику кабинета определяет не министр иностранных дел, а канцлер. И канцлер принимает важнейшие решения. Истина номер два: международные отношения — это, извините, рынок. Никаких отличий от деревенского базара где-нибудь в Тюрингии лет триста назад. Читали Карла Маркса? Ах, ознакамливались?.. А я читал, и весьма внимательно — в тюрьме Ландсберг хватало времени. Натуральный обмен. Вы мне — двадцать яиц, три битых курицы, кувшин молока и новую лопату. Я вам — свиной окорок, вдобавок вы зайдете ко мне на подворье и почините молотилку. Взаимный обмен ценностями и услугами. Но если починить молотилку окажется слишком сложно и затратно, я вам кроме окорока добавлю в счет гонорара породистого щенка. Понимаете? В Мюнхене 1938 года или Москве 1939-го происходило ровно то же самое — ожесточенный торг.