Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)

Пронзительно вскрикнул паровоз, то ли оповещая о прибытии, то ли сгоняя кого-то с путей.

После Пасхи наступили нестерпимо солнечные дни. И когда на Загорье обрушились бурные с грозами ливни, вокруг заговорили, что вот теперь-то всё зазеленеет, всё в рост пойдёт.

В первую же грозу крыша их дома — Артём уже считал дом своим — протекла, и они с дедом еле-еле залатали её.

— Надо кровлю менять, — дед ощупал заделанную щель и зло выругался. — И стропила перебрать.

Артём хмуро кивнул. Они сидели рядом на сырой, слабо парящей под солнцем крыше.

— Нанимать придётся, да?

— Одни мы не справимся, — вздохнул дед. — Это ж по-настоящему уметь надо, а денег…

Вздохнул и Артём.

— А… а, дед, если я работой расплачусь? Ну, работа за работу, на огороде, скажем, а?

— Неравноценно это, — после недолгого раздумья ответил дед. — Ладно, пока залатали, а там что-нибудь придумаем.

Они слезли вниз и вошли в дом. Бабка и Лилька уже убрали подставленные ночью под капель вёдра, таз и корыто, вытерли пол.

И опять покатилась круговерть дел и хлопот. Работа, дом, огород, учёба… Артём блаженно захлёбывался в этом водовороте. Эх, если б ещё денег чуть побольше. Он уже получал наравне с другими: его из учеников перевели в рабочие, а на Пасху он помогал продавать цветы и получил процент с проданного им, и всё равно… столько всего нужно, что никаких денег не хватит. А их и вовсе нет. На остатки пособия провели свет, но почти не включали: этот чёртов счётчик только недогляди, так столько накрутит, что по гроб жизни не рассчитаешься, но уроки всё-таки делали теперь при свете. И того, что он боялся, не было. Пока не было. Бабка, охмурив деда, даже не то, чтобы подобрела, но стала относиться к ним теплее. Что ж, как к нему, так и он. А что она ругается и ворчит, так это пустяки. Когда без злобы, так и не важно.

В горнице теперь не повернуться. Цветастая занавеска отгораживает кровать Лильки, стол из-за этого пришлось выдвинуть почти на середину, под лампу, загородив им их бывшую общей кровать. Дед теперь спит у бабки, Ларька, чтоб ночью не свалился с лежанки, на кровати с Санькой, а Артём один на лежанке. Вечером Ларька с Санькой колобродят, щиплются, катаются по кровати, пока Артём не пообещает врезать обоим, чтоб спать не мешали. А ему самому лежанка мала: как вытянется, так ноги торчат. Он чего-то за зиму вырос, уже вровень с дедом и даже чуть выше.

— Дед, может, я лучше на полу спать буду?

— Угу. Это чтоб когда с проверкой придут, вляпаться?! — рассердился дед.

Всё так, Артём и сам это понимает. Когда они оформляли документы и получали пособие, им, считай, в открытую сказали, что если его хоть в капле какой ущемят, то дед опеку над ними потеряет. Нет, рисковать нельзя, не объяснишь же, что ему на полу удобнее. Вот же видно: кровать есть, а он на полу. Непорядок. И ничего никому не втолкуешь.

Но всё это пустяки. В самом деле, пустяки. А главное… как пахнет взрыхленная земля, ещё холодная, согревающаяся под солнцем и твоими руками, как смеются и гомонят, собирая и стаскивая на межу сорняки Санька, Лилька и Ларька, как беззлобно ворчит и покрикивает бабка, как покряхтывает, но не стонет дед… Нет, никогда ещё Артёму так хорошо не было.

Ну что, картошку они посадили, и совсем недорого обошлось нанять лошадь с плугом, огород тоже почти сделан, хотя он уже знает: с землёй возиться — это начать можно, а конца уже не будет. Но… но это ж на себя, это их земля, хоть под картошкой и в съёме, и что они вырастят, то всё их будет, захотят — продадут, захотят — сами съедят. А земля хорошая, огород, правда, мал на такую семью, но если всё сделать как надо…

— Тёмка, в школу не опоздаешь?

— Нет, — оторвался от своих мыслей Артём.

Он выпрямился, оглядывая их огород. Что ж, остатнее и без него доделают.

— Отмыться не забудь, — крикнул ему в спину дед.

Артём кивнул, показывая, что слышит, но не ответил. Это ж не для дела, а так… внимание дед показывает.

В доме Артём тщательно вымыл руки, умылся и, как всегда, обтёрся до пояса, а потом растёрся уже всухую. Сменил брюки, надел чистую рубашку, ботинки вместо сапог — в город ведь идёт, надо, чтоб не хуже других — новенькую лёгкую куртку-ветровку поверх рубашки, ещё сумку с учебниками и тетрадями, и всё, он готов.

Выйдя на крыльцо, столкнулся с тяжело поднимавшимся по ступенькам дедом. Оглядев Артёма, тот кивнул.

— Хорош. Удачи.

— Ага, — улыбнулся ответно Артём.

Стоя на крыльце, дед проводил его взглядом. До чего ж ладный парень. Ведь вон, просто идёт, а глаз не отвести, тьфу-тьфу, не сглазить бы, а ведь выровнялся малец, а в силу когда войдёт… И не додумав, пошёл в дом. Дом теперь его, не нанятый, и кто как не он обиходит, с мальца-то ещё спроса нет, это ему самому за всем приглядеть положено.

Он ещё мыл руки, когда суетливо вбежала бабка и подала ему полотенце.

— Чего ж это Тёмка не пожрамши побежал?

— В городе перехватит, — дед вытер руки и повесил полотенце на гвоздик. — А нет, так придёт, поест.

— Ну и ладно, — сразу согласилась бабка.

Затопали на крыльце и в сенях быстрые мелкие шаги, и в кухню ввалилась вся тройка малышей.

— Дед! — заорал Санька. — А мы уже всё!

— Мы на улицу пойдём! — так же звонко и самозабвенно орала Лилька.

— Идите, — качнул бородой дед.

И тут же поймал за воротник рванувшегося следом Ларьку.

— А ты куда, пострел? Мал ещё для улицы.

Лилька и Санька вылетели за дверь, пока дед не передумал, и бабка какой работы по дому не нашла, а Ларька задумался: реветь или попробовать всухую чего-то выпросить бабки с дедом?

Конец апреля оказался для Эркина хлопотным из-за обилия праздников. Он-то знал только о Пасхе и думал, что это как и Рождество: подарки, необычная еда, ну, погуляют, ну, в гости сходят, — кстати, примерно так и получилось, но несколько дней до Пасхи, он, придя домой после второй смены, обнаружил празднично накрытый стол. Алиса уже, как всегда в это время, уже спала.

— О-о-о?! — тихо протянул он. — Женя, а почему?!

Женя с улыбкой смотрела на него.

— Я так и знала, что ты забудешь. Раздевайся, мой руки и будем праздновать.

— Слушаюсь, мэм.

И улыбка Жени показала ему, что ответ правильный.

Умываясь, он перебирал в памяти всё слышанное в эти дни и не мог понять, о каком празднике говорит Женя. Может, уже Пасху начали праздновать? Но об этом ничего не говорили, ни в бригаде, ни в школе. Какой-то ещё русский праздник, о котором он не знает? Наверное, так. Так что, войдя в кухню и усаживаясь уставленный тарелками со всякой вкуснятиной стол, он сразу и спросил:

— И какой сегодня праздник, женя?

— Ровно семь лет назад, — торжественно ответила Женя, — мы встретились. В первый раз увидели друг друга. Вспомнил?