Кевин Кроссли-Холланд - Костяной браслет

— У меня не получается, — пожаловалась Сольвейг. — Корабль все время шатает.

Бруни проворчал что-то, а затем сказал ей:

— Возьми иглу в левую руку. Да, а шило — в правую.

— Но я же левша.

— А теперь, Сольвейг, медленно подноси иглу к лезвию, а не наоборот. Вот видишь? Так тебе проще управлять инструментом.

Сольвейг кивнула:

— Да. Я этого не знала!

— Но учти, — продолжал ее собеседник. — Молодые женщины не умеют правильно вырезать. Они слишком мягкие. Да и старухи не умеют. — Бруни наклонился к Сольвейг, и она почувствовала на себе его смрадное дыхание. — Но им тоже можно найти применение.

— Вот, значит, как ты думаешь? — яростно спросила Сольвейг.

— Я никогда не встречал незамужнюю женщину, которая была бы хорошим резчиком. Да что там, я и вообще хороших женщин не встречал.

Девушка встряхнула волосами:

— Так ты был против того, чтобы меня взяли на корабль? — резко спросила она. — Ты был заодно с Бергдис?

Бруни пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Но, дорогуша, как бы там ни было, мы с тобой подходим друг другу. Так-то! — Он обнял Сольвейг за плечи.

— Нет! — Голос ее звучал сердито. Она попыталась отстраниться и нечаянно наткнулась ладонью на острие шила.

Будто молния ударила ей в руку. Сольвейг громко вскрикнула. Горячая алая кровь забрызгала ей платье, а когда девушка приложила руку ко рту, она измазала в крови и лицо.

Она зарыдала в ярости:

— Смотри! Смотри, что я из-за тебя наделала.

— Я перевяжу тебе руку.

— Убирайся! — всхлипнула Сольвейг. — Я сама.

Большой палец ныл. Остальные пальцы почти не двигались, вся рука покраснела и стала горячей. Левое запястье и предплечье наполнились пульсирующей болью. Два дня она просто сидела на носу судна или у мачты, баюкая руку, замотанную в сальные отрезки полотна.

Бергдис отчитывала девушку за то, что она теперь не могла помочь со стряпней. А Рыжий Оттар злился, ибо вырезать она тоже не могла.

За лодкой вслед летели странные темнокрылые и острохвостые птицы. Сольвейг медленно прошаркала к корме, чтобы расспросить о них кормчего.

— Это поморники, — ответил Торстен. — Один из видов. Их нечасто можно встретить так далеко в море.

— А что они тогда здесь делают?

Торстен посмотрел на нее долгим взглядом, и она вдруг подумала, что никогда еще не встречала человека с таким пронзительным и немигающим взглядом, который мог смотреть сквозь волны океана и достигать взором до самых краев света.

— Почему они тут? — еще раз задала она вопрос.

Торстен повел широкими плечами:

— Я могу поведать тебе многое о приливах, о звездах и ветрах, о том, где плодятся моржи и где кормятся киты. И о птицах. Но не все… — Тут шкипер развел руками и медленно покачал головой: — Они не такие, как у нас на фьорде. У этих клювы и хвосты острее.

— Острые, будто шило.

Сольвейг шумно втянула воздух и поморщилась.

— Я видел, как с тобой разговаривал Черный Зуб. — Торстен поглядел ей прямо в лицо. — И как хватал своими лапами. Будь осторожна.

Не успела девушка вернуться на середину судна, как к ней подошла Эдит и пристроилась рядом на сиденье:

— Болит?

— Да, ужасно. И еще озноб.

Эдит сощурилась и кивнула.

— И не только рука.

— У тебя болит сердце, — отозвалась молодая женщина.

Сольвейг в отчаянии замотала головой так, что ее золотые волосы заметались из стороны в сторону.

— Ох! — вскрикнула она. — А что, если я никогда не доберусь до Миклагарда?

— Я понимаю тебя, — ответила Эдит и очень бережно сжала ей правую руку. — Я правда понимаю.

Сольвейг втянула щеки и шумно сглотнула.

— Ожидай худшего, — наставляла ее Эдит. — Тогда все остальное покажется тебе блаженством. Ты сможешь удивляться даже самым ничтожным радостям.

Девушка уставилась на нее во все глаза. «Темные волосы постоянно лезут ей в глаза, — подумала она. — Будто блестящая челка у длинношерстного пони. Кажется, будто она всегда улыбается, даже если это не так. И тихо бродит вокруг меня ласковой тенью».

— Ожидать худшего? Тебе приходится так поступать, да? — Сольвейг запнулась. — Я знаю, что ты — невольница Оттара. Его рабыня…

Эдит скрестила ноги и накинула шаль. Из покрывала выпал черный жук и быстро побежал по палубе.

— Видишь? — спросила женщина. — Он свободен. Может идти, куда захочет.

— Но он не знает о своей свободе. И не знает, куда бежит.

— И что тогда лучше? Обладать свободой и не знать, что с ней делать, или быть рабом, но иметь цель?

— Звучит как загадка.

— Ты знаешь, что я из Англии?

— Да.

— А знаешь, где находится эта страна?

— На юге.

— На юго-востоке. Напротив Дании. За двумя группами островов.

— Шетландские, — вспомнила Сольвейг.

— И Оркнейские.

— А! Это ведь оттуда привез Слоти шахматные фигурки.

— Да, — ответила Эдит. — Он рассказывал мне об этом.

— Мне нравится, как ты говоришь на нашем языке. Как ты пробуешь слова, словно ступаешь по тонкому льду.

— Так и есть, — улыбнулась Эдит и подвинулась поближе к Сольвейг. — А ты хочешь знать, что… что случилось со мной?

— Ох! — выдохнула девушка. — Расскажи мне все!

— Нас атаковала ватага шведов.

— Но почему?

— Это как-то связано с проклятием. Его наложила старая Хильда… она была нашей знахаркой.

— И что они сделали?

— Они убили Хильду и пронзили моего отца копьем. — Эдит приложила руки к горлу.

— Нет! — вскричала Сольвейг.

— Отец был вождем. Они уволокли меня прочь от детей.

— Детей?! — не поверила своим ушам девушка. — У тебя есть дети?

Эдит печально опустила голову и показала два пальца.

— О, Эдит!

— Эмма, — прошептала та. — И Вульф.

— Нет, нет, — причитала Сольвейг.

Эдит схватила ее за руку — ту, что болела. Сольвейг вздрогнула, но не отняла руки.

— И тогда, — рассказчица сглотнула комок ярости, подступивший к горлу, — они отнесли меня к своей лодке. Я вопила, но они бросили меня внутрь и привязали. И отвезли в Сигтуну.

Девушка смотрела на нее, словно потеряв дар речи.

Эдит кивнула и продолжила голосом холодным, будто камень:

— И продали меня.

— Рыжему Оттару?

Снова кивок.

Мимо них с визгами пронеслись Брита и Бард. Эдит внезапно разрыдалась, и Сольвейг обняла ее одной рукой.

— Это все из-за Эммы. И Вульфа, — сдавленным голосом пояснила она. — В остальном у меня все хорошо.

— Все хорошо?! — возмущенно повторила Сольвейг. — Тебе нравится быть рабыней Рыжего Оттара? Тебе нравится, что он делает с тобой все, что пожелает?

Эдит поглядела на нее сквозь пелену из слез и волос.

— Сольвейг, — всхлипнула она. — Оттар — неплохой человек. По сравнению с другими даже хороший. Но такова жизнь большинства женщин: работай до изнеможения от рассвета до заката, а после заката ублажай мужчину. Да, вынашивать и рожать детей опасно. Да, больно, когда мужчина бьет тебя, стегает или делает что похуже. И поэтому мы должны ожидать худшего. И поэтому надо наслаждаться тем немногим, что у нас есть.