Ральф Питерс - Красная Армия

Но экипаж не хотел бросать танк. Они попытались развернуть пушку назад. Но на узкой улочке этого сделать было нельзя, даже подняв ее на максимальный угол возвышения. Внимание Гордунова было так приковано к башне, что он чуть не пропустил движение под танком, когда члены экипажа полезли наружу через люк в днище.

Гордунов подождал, пока второй танкист выберется из люка. Когда больше никто не появился, он открыл огонь из автомата промеж гусениц танка. Он видел, как попавшие в ловушку танкисты дергаются, словно марионетки. Гордунов опустошил в них весь магазин и вставил новый. Убедившись, что тела не двигаются, он перезарядил гранатомет.

Оставшийся танк вел бешеный огонь, понимая, что попал в ловушку. Гордунов начал осторожно менять позицию, чтобы сделать точный выстрел. Они пытались отбить у него мост. Но это оказалось не так уж и просто. Он снова ощущал себя непобедимым.

Он укрывался за только что подбитым им танком, поднимая гранатомет, чтобы сделать выстрел. Пока он целился, ощущение времени и пространства смазались. Он словно вернулся на дорогу на Кандагар, в бой с очередной засадой душманов в горах, и еще в тысячу мест, которые не мог вспомнить. В мире остался только враг, время и все остальное исчезло. Гордунов положил палец на спусковой крючок.

Выживший член экипажа подбитого танка выстрелил ему в спину из пистолета.

Черный человек с оторванными руками брел прямо к сыну командующего фронтом, держа культи, словно просящий милостыню средневековый нищий. Потерянным взглядом он искал что-то вдалеке. Антон инстинктивно подался к своей командирской машине. Казалось невозможным, что человек мог остаться жив и мог двигаться, учитывая, что на нем все еще горели ошметки формы.

Раненый наполовину прошел, наполовину проковылял мимо своего командира бригады, словно в иной реальности. Антон Малинский, гвардии полковник, командир третьей бригады сорок девятого объединенного армейского корпуса, беспомощно наблюдал происходящее. Было несколько не пострадавших, но и они, как ощущал Антон, были дезориентированы. Он понимал, что должен отдавать приказы, организовывать борьбу с последствиями удара и смягчать их. Но всего было слишком много, и не было никого, кому бы он мог приказывать.

Это была глупость, сказал Антон сам себе. Непростительная глупость. За рядами покореженной техники раздался новый взрыв топлива, рассеяв наполненный привкусом металла воздух. Антон пригнулся к борту машины, но взрыв был слишком далеко, чтобы достать его. Разумом он понимал, что только что потерял целую батальонную тактическую группу, солдаты которой так и не увидели боя, ради которого они столько готовились, были так хорошо организованы и вооружены. Они погибли в считанные секунды. Пока он так полностью и не понял, что случилось.

Антон ощутил, как в животе опять назревает ураган. Накануне вечером его прихватила диарея, да такая сильная, что он не смог ехать в командной бронемашине, и вынужден был оставаться в автомобиле, чтобы иметь возможность в любой момент выйти, не нарушая движения. Во время полета на вертолете на мобильный командный пункт командира корпуса генерал-майора Ансеева, Антон едва сдержался. Он ощущал нарастающую слабость. Начальник медицинской службы бригады дал ему таблетки, но сильно сомневался, что они помогут, и порекомендовал принять древесного угля. Антон последовал совету, отчаянно пытаясь справиться с нагрянувшей ужасно не к месту болезнью. Однако сейчас, при виде, возможно, тысячи сгоревших заживо людей, он сомневался, что ему поможет весь уголь в мире.

Он боролся с потребностью сходить в тлеющий лес, надеясь найти одного из офицеров штаба или младших командиров, чтобы дать указание возобновить движение. Даже ему, командиру бригады, было запрещено использовать радиосвязь во время марша. Корпус должен был неожиданно вступить в бой и прорваться глубоко во вражеский тыл. Была введена сложная система доставки сообщений курьерами на автомобилях или вертолетах в заранее определенные места встреч и на специальные пункты сбора информации, остановок для отдыха, питания, заправок и техобслуживания. Были предприняты все меры, чтобы перемещать целый корпус, не выходя в эфир. Но как, спрашивал себя Антон, кто-то мог серьезно рассчитывать скрыть такие огромные силы, совершающие спешный дневной марш по дорогам на открытой местности между Лецлингерской пустошью и Ганновером? Было слишком много узких участков и водных преград, были узкие проходы в пограничных заграждениях. Было известно, что противник располагал высокотехнологичными системами разведки. Казалось, все было диалектически продумано и люди перестали задумываться о последствиях. Как его отец мог допустить то, что только что случилось?

Но даже сейчас, когда он был готов возложить вину за случившееся на своего отца, Антон понимал, что старик достиг столь высокого положения, такой власти, что потеря батальона никак не могла его взволновать. Нет, конечно, это не задача его отца. Это задача нерадивых штабных офицеров и командиров, впавших в прострацию от неразберихи и бешеного темпа наступления. Наконец, и его задача тоже.

Но сейчас он был в ярости, и все рациональные объяснения было легко отбросить. Конечно, темнота тоже не защитила бы от современных средств разведки. Но все же она давала преимущества. Или это была просто иллюзия, человеку просто казалось, что в темноте легче спрятаться? Антон не мог тщательно обдумать этот вопрос сейчас. Слабость усилилась. Кишки вознамерились вывернуться наизнанку, все тело бунтовало.

Он перестал пытаться анализировать произошедшее и расслабился, снова погрузившись в нахлынувшую вспышку гнева. Эта глупость, этот массовый идиотизм, допустивший появление такой очевидной цели, казался просто невероятным. Двигаясь по открытому скоростному шоссе, они принесли последние остатки здравого смысла в жертву скорости. Заправщики, численностью до роты, расположились у перекрестка дорог таким образом, чтобы иметь возможность заправить машины всей батальонной группы одновременно. Импровизированная заправочная станция зажила своей жизнью, и сработали неписанные законы войны, гласящие, что скопление техники неизбежно начнет разрастаться, привлекая новые машины. Не требовалось специальных знаний, чтобы распознать, какая техника расположилась на выжженном пустыре. Колонна заправщиков расположилась в полнейшем беспорядке, вперемешку с техникой других служб тыла. Машины батальонной группы, его погибшей группы, прибыли не вовремя и спокойно начали доить заправщики. Неподалеку от перекрестка обустраивала свой маленький надел комендантская служба. Офицеры-ремонтники увидели в таком расположении определенные преимущества, так как можно было осматривать на предмет неисправностей технику, прибывшую для дозаправки. Разумное в мирное время решение на войне обернулось смертью. Сгоревшие ремонтные машины, обломки техники и оборудования валялись в совершенном хаосе, который советские солдаты устраивали при первой же возможности. Но хуже всего пришлось полевому госпиталю, расположенному у опушки леса. От взрыва палатки были сметены, а люди, находившиеся в них, сгорели заживо. Все правила расположения на местности были проигнорированы в извечной человеческой склонности собираться в толпу. Смерть пришла в одно мгновение неизвестно откуда.