Ральф Питерс - Красная Армия

Шилко пил чай, когда случилась катастрофа. Вражеские снаряды с ювелирной точностью накрыли один из огневых взводов. Шилко бросился к пострадавшей батарее еще до того, как утихли вторичные взрывы, возмущенный тем, что кто-то смог нанести вред его ребятам и его пушкам. Выбежав с пункта управления огнем, он заметил Ромилинского и приказал ему готовиться к смене позиций.

Взвод был уничтожен. Одна из орудийных установок, перевернувшись, лежала на боку, словно мертвая лошадь. Длинный ствол зарылся в грязь. Последний грузовик снабжения был уничтожен как раз в тот момент, когда собирался отъехать от орудий. Солдаты взвода снабжения задержались, чтобы поглазеть на стрельбу огромных пушек. Теперь труп одного из них, относительно целый, висел на ветвях ближайшего дерева, помахивая Шилко свисающими руками и ногами. Другие тела горели маленькими кострами. Также было много раненых, никто из тех, кто находился рядом с уничтоженными орудиями не остался нетронутым.

Командир взвода, исполнявший также обязанности командира батареи, лежал на спине, широко открыв глаза и судорожно пытаясь вдохнуть, словно пытаясь проглотить небо. Лейтенант был офицером, который преуспевал во всем, но был не горд и от природы щедр, и это защищало его от зависти со стороны сослуживцев. Он был, прежде всего, удивительно хорошим молодым человеком, у которого, казалось, был иммунитет к неизбежной пошлости жизни. Он был относительно цел, только весь в ссадинах и с перемазанным гарью лицом. Но его глаза были ясными, и в них отчетливо читалось осознание близкой смерти.

— Черт тебя подери, — крикнул Шилко на санитара, который тупо уставился на раненого лейтенанта. — Он не может дышать. Открой ему дыхательные пути!

Но санитар отчаянно пытался делать вид, что не слышит этого или не понимает. Он только подозвал другого санитара, который, стоя на коленях, перевязывал другого раненого. Тот подошел и уставился на раненого лейтенанта точно также, как и первый.

Грудь лейтенанта билась в конвульсиях в попытке сделать вдох. Подойдя ближе, Шилко заметил, что его челюсть была выбита. Из-под грязной кожи сочилась кровь.

— Трахея — сказал Шилко санитарам. — Нужно открыть ему трахею. — Он не мог понять, чего они ждали. Он готов был встать на колени и сделать операцию сам, но не знал точно, как это делается.

Второй санитар послушно достал из сумки скальпель. Его руки дрожали, и он всеми силами пытался контролировать себя. Он коснулся лезвием горла лейтенанта, но оно дернулось в сторону. Брызнула кровь. Санитар схватил лейтенанта за шею, пытаясь удержать ее, и резанул второй раз. Лейтенант захрипел, ставшие огромными глаза слепо уставились в небо. Он пытался кричать.

Шилко отвесил санитару крепкую затрещину большим кулаком. Он опустился на колени в грязь и положил левую руку на голову раненому, чувствуя, как его спутанные волосы трут мозолистые пальцы. Ему отчаянно хотелось восстановить поврежденную горе-лекарем шею парня, чтобы дать ему дожить до других, лучших дней, получить повышение, жениться, и, наконец, получить новое назначение, получше этого. Но он понятия не имел, что нужно было делать.

Фонтан крови взвился в воздух и упал. Из разреза сильными толчками пошла темная кровь, покидая умирающего парня.

Лейтенант плакал, его слезы текли по перемазанному сажей лицу, собираясь в уголках глаз, и стекая по вискам к ушам. Шилко понял, что парень точно знал, что сейчас умрет.

Первая батарея дала залп по противнику. Удар огромных орудий сотряс землю под коленями Шилко. Затем грохнул еще один залп, последний перед сменой позиций.

— Все хорошо, — сказал Шилко. — Все хорошо, сынок. — И повторял это, пока жизнь не покинула парня и его глаза слепо уставились в ясное голубое небо.

Капитан Левин увидел свою собственную смерть. Наряду с беспомощностью и отвращением, при взгляде на погибших он с тошнотворной ясностью понял: если помощь не придет в ближайшее время, он тоже умрет. В горячке боя мысль о сдаче в плен никогда не приходила ему в голову. Теперь же он ощущал, как его решимость ослабевает, а уверенность ускользает сквозь пальцы. Он пытался убедить себя, что это просто последствия усталости и стресса. И он понимал, что если он попадет в плен, на него возложат всю ответственность за эту бойню. И убьют. Он знал, как немцы поступали с комиссарами в годы Великой Отечественной войны — один выстрел в основание черепа. И он, замполит, даже такого скромного ранга, был прямым наследником тех комиссаров. Даже если сегодня противник окажется более гуманным, чем гитлеровские варвары, он оставался заместителем командира батальона по политической части, и старшим советским офицером, находившимся в Хамельне, когда случилась эта бойня.

Солдаты пытались объяснить, что случилось. В инциденте даже была своя грязная логика. Несколько пленных набросились на двоих уставших охранников. Но оказались слишком нерасторопны. Охранники застрелили нападавших. Но двое перепуганных парней не остановились на этом. Они открыли огонь по находившимся в подвале пленным, их страх перерос в приступ безумия. Они опустошили магазины как раз в тот момент, когда располагавшиеся выше связисты побежали на выстрелы. Они застали охранников расхаживающими по подвалу и стреляющими одиночными, дабы убедиться, что все пленные мертвы.

Вызванный охваченным паникой молодым сержантом, Левин первый раз в жизни отказался верить собственным глазам. Он не мог понять, как такое случилось под его командованием. Однако, он не потерял самообладания. Он просто прошел по заполненной смрадом комнате, безмолвно рассматривая окровавленные тела в свете карманного фонарика. Подошвы сапог хлюпали и чавкали по залитому кровью полу. Убитые в британской форме, по крайней мере, были похожи на солдат, юнцы с суровыми лицами и унтер-офицеры с выбитыми зубами. Но бойцы немецкого Ландвера по большей части были обычными семейными мужчинами и отцами, попавшими в водоворот событий, к которым они были совершенно не готовы. Стоявший как на скотобойне запах сводил горло.

Левин знал, что британцы или немцы убьют его за это. Он даже подумал, что в этом будет своя справедливость.

Он отправил виновных солдат в бой. И не мог осуждать их. Так или иначе, их было очень легко понять. Он не должен был оставлять их одних, без малейшего надзора. Но нельзя было поступить иначе. Единственным уцелевшим и боеспособным офицером, кроме Левина, был лейтенант Дунаев, которого он назначил командовать обороной северного моста. От сержантов было мало проку. Командир батальона подполковник Гордунов пропал без вести ранним утром. Капитан Карченко погиб. Оборона на западном берегу рухнула, и звуки стрельбы с той стороны говорили ему, что враг методично подавляет последние очаги сопротивления.