Алексей Борисов - Смоленское направление. Кн. 3

Сентябрьским утром мы отчалили от пристани Самолвы. По моим подсчётам, за два-три дня мы должны были пересечь Чудское озеро, выйти к Нарове и шестьдесят восемь вёрст, семь из которых приходились на Омутские пороги преодолеть за четверо суток. Ещё сутки на то, чтобы перетащить кеч через водопад. Итого через восемь, максимум девять дней выйти в Финский залив. Дальше всё зависело от погодных условий. Ориентировочно, во второй половине сентября мы могли стать на якорь в устье реки Перона. Отряд Свиртила в это время просыпался недалеко от Пскова и готовился к новому изнурительному переходу.

Три дня отдыха настолько расслабили литвинов, что Свиртил даже подумывал о продлении выходных хотя бы до полудня. Рать полностью потеряла боеспособность из-за непомерного употребления вина. Где крепким словом, где кулаком, а иногда и холодной водицей, Свиртил сумел поднять, а вскоре построить своё войско. Пошатывающиеся меркурьевцы вскоре были раздеты догола и загнаны в речку, где просидели с полчаса, пока не пришли в норму.

— Мне за вас стыдно, — поучал Свиртил полусотню, прохаживаясь по берегу Самолвы, — Разве вы похожи на дуб, как я вас просил? Нет! Я вижу лишь жалкий кустарник, который сломает любая девка.

Пристыженные литвины вскоре повылазили из воды, переоделись и после завтрака уже выглядели молодцевато. Только теперь они походили на тевтонцев, примерив на себя белые сюрко с чёрными крестами. Рядышком, в сорока шагах от отряда стояли пять телег с возничими-пруссами. Обоз нагрузили провиантом и дополнительным оборудованием, необходимым для обустройства засады. Готовую к походу рать провожал Гюнтер. Он осмотрел войско и подъехал к Свиртилу.

— Как окажетесь в Изменке, поверни на юго-запад. Сдаётся мне, шпионит там кто-то. Ну а дальше, по обстановке. Удачи.

На следующий день в Самолве из плена бежал Рихтер. Попавшие в рабство ливонцы работали на лесопилке. С утра и до ночи они таскали тяжёлые брёвна и складировали доски. По идее, сил у них должно было оставаться только для того, чтобы держать ложку в руках. Но побег имел место быть. Рихтер ушёл по воде, похитив рыбацкую лодку и прихватив с собой двух подельников. Трюггви организовал поиски, послал рыбаков к ливонскому берегу, прочесал побережье, и вечером лишь развёл руками, когда докладывал Штауфену о результатах.

— Что б этот Рихтер в болоте утоп! — Негодовал Гюнтер, — Остальных пленных, за то, что не отговорили от побега — пороть!

— Князь, порка ничего не даст, — возразил Трюггви, — может, казнить их?

— А работать, кто будет? Людей и так не хватает. Сделай, как я сказал: десять палок каждому и хлеба им больше не давать. Пусть одну рыбу жрут. Хотя, подожди. Эти четверо не побежали, а ведь могли?

— Да. Лодка, что ливонцы увели, могла вместить их всех, — немного подумав, Трюггви добавил, показывая рукой на запад, — Видимо, на той стороне их ничего хорошего не ждёт.

— Приведи их сюда. Мысль у меня одна появилась.

Вскоре четверо ливонцев были доставлены к Гюнтеру. Рабы выглядели подавленными и жались друг к дружке, боясь поднять голову, за исключением одного. Явно постарше остальных он заслонял своей спиной троицу и оказался как раз напротив Штауфена.

— Почему не побежали с остальными? — Спросил Гюнтер.

— Устал бегать, господин. Устал жить впроголодь, надоела такая жизнь. Сбежал бы я, а что дальше? Снова к епископу? Год пахать, сеять, растить хмель, а в итоге, у тебя всё забирают… нет, лучше я здесь сдохну.

— Умереть торопишься? — Не ожидавши такого ответа, поинтересовался Штауфен.

— Воля ваша, господин. Могу и умереть. Юнцов только пожалейте, это я им сказал на месте сидеть. Рихтер не рыцарь, он убийца. Если б они пошли с ним, точно б сгинули.

— Выходит, я тебя ещё и благодарить должен, что моё добро спас?

— Ничего Вы мне не должны. Это я Вам сорок марок должен. Даст бог, отработаю.

Гюнтер постоял с минуту, посмотрел на подвешенный к потолку фонарь, обошёл вокруг стола и уселся на стул.

— Значит, пахать и сеять. Это хорошо, этот год вы будете работать на лесопилке, а в мае месяце, на том берегу посеешь хмель и станешь его выращивать. Дом тебе построят, о податях у Захара расспросишь. Уводи их, Трюггви.

Свиртил, как и просил его Гюнтер, после переправы повернул на юго-запад, к селению Пылва. Следуя той же самой дорогой, по которой, совсем недавно вёл переселенцев Воинот. Отъехав от Изменки метров семьсот, от отряда отделился Витовт и поскакал через лужок, оставляя небольшое болотце, поросшее непролазным кустарником с правой стороны, по направлению к Дерпту. Спустя час он нагнал своих, привезя связанного мужичка на трофейной лошади.

— Спешил так, — сообщил Витовт, сбрасывая пленного с коня, — Что даже верёвки поперёк дороги не заметил.

Минут пятнадцать гонец рассказывал, что поехал за лекарем, потом стал уверять, что в Дерпте оставил кошель с деньгами и его надо непременно забрать, а если помогут, то он готов поделиться. Скажи он, что оставил включённым дома утюг, возможно, тогда бы — поверили.

— Заткни ему рот, Витовт! — Отдал команду Свиртил, — У нас ещё будет время побеседовать с ним.

Пленника закинули в телегу, и отряд тронулся дальше. К вечеру, литвины были в пяти верстах от Пылвы, где проживал бежавший с севера народ сету. Чудинцы-эсты новую веру, насильно навязываемую крестоносцами — не приняли, и потихоньку перемещались на юго-восток, поближе к Пскову. Так что, когда в сумерках отряд разбивал лагерь, жители Пылвы уже прятались в окрестных лесах, решив, что крестоносцы пришли по их душу.

Распалив костёр, Витовт вместе с пленником притащил лопату и, развязав гонцу руки, воткнул инструмент в землю.

— Тебя как звать?

— Лаак.

— Копай яму Лаак.

— Это ещё зачем? — Испуганно спросил пленник.

— Клад искать будешь, — усмехнулся Витовт, — вот, в этом месте копай, у муравейника.

Когда яма достигла аршинной глубины, литвин приказал её расширить, усомнившись в правильности выбранного места.

— Нет тут никакого клада! — Запричитал Лаак, положив лопату на горку земли, — Отпустили бы вы меня, кум без лекаря помрёт.

— Конечно, нет клада, как и твоего лекаря вместе с кошелём в Дерпте.

Лаак попытался вылезти из ямы, как тут же получил удар в голову и сполз вниз. Очнулся он только тогда, когда Витовт практически засыпал его землёй, оставив на поверхности голову. Острый край лопаты упирался в шею закопанного, и едва гонец пошевелился, как литвин слегка нажал на черенок, давая понять, что выбранное пленником поведение не совсем правильное.

— Будешь правду говорить?

— Буду! Буду! — Захрипел Лаак.

Витовт отложил лопату в сторону и подошёл к другому костру, возле которого сидели десятники отряда вместе со Свиртилом. Литвины поснимали непрактичные в лесу белые плащи и накинули на плечи, хорошо зарекомендовавшие себя медвежьи шкуры.