Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

И их белые и красные банты напоминали четыре цветка, которые кладут на могилы.

Когда мы закончили, в зале стояла тишина. Я видел, как вытирал слезы Вовкин отец, как шмыгали носами пожилые дядьки с орденами и медалями на груди. Видел я также, как Орангутанга что-то принялась яростно шептать мужу, но Егор Вениаминович отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, встал и первым захлопал.

И тогда зал взорвался.

Стояли зрители, стояли мы. И мы тоже хлопали, потому что это была наша предпоследняя песня.

– А почему вы пели: «лежат солдаты, лежат поэты?» Почему именно поэты? – спросил Астраханцев, подходя к сцене.

– Ну, это аллегория, Егор Вениаминович! Молодые солдаты ведь умерли, а могли стать поэтами, композиторами, инженерами. Здесь имеются в виду нереализованные возможности погибших воинов.

В зале загомонили.

Астраханцев поднял вверх руку.

– Значит, они погибли, чтобы вы могли счастливо жить, петь, сочинять стихи… А что это за жуткую песню о кладбище вы еще поете? – спросил он меня. – Мне тут докладывали…

– Это на стихи Есенина. Я могу прочитать…

– Ну, прочитайте!

Я прочитал стихи, и сказал:

– Есенин очень хотел жить. И понимал, что вот-вот умрет. Поэтому он и писал такое – раздрай у него был в душе, и если вдуматься, то мороз по коже идет – как было плохо ему…

– Это что, действительно Есенин? – спросил Астраханцев, обращаясь к нашим учителям.

Клавдия Павловна подтвердила, что да, из позднего, неопубликованного…

– Ну что ж, Толя, так тебе зовут, кажется? Спасибо тебе от наших фронтовиков, от районного комитета партии… Может быть, ты еще как-нибудь выступишь, на конференции, например…

– Мы бы рады, Егор Вениаминович, но до экзаменов две недели… Это мы просто в основном – силами нашего класса, подготовили поздравление нашим фронтовикам, ну, как бы наш последний поклон. Всем вам, товарищи… За все, что вы для нас делали и делаете…

– И тебе спасибо! – Астраханцев пошел к своему месту, но потом остановился и повернулся к нам. – Ты, кажется, на медаль идешь по итогам учебы?

– Если получится, Егор Вениаминович…

– Получится. Поможем… А вы, ребята, – это он уже к «моей команде», – вы ведь еще остаетесь? Так что по любому вопросу – всегда пожалуйста, в районный комитет, а можете прямо ко мне…

– Да! – Он резко повернулся. – Девочки! А почему у вас разные банты?

Девчонки повернули головы ко мне – мы предусмотрели этот вопрос. Я кивнул, и…

– Для сим-мет-рии! – Хором сказали они. – И для кра-со-ты!

Зал захохотал, и в этот момент мне стало стыдно. Я добился своего – нейтрализовал «историчку», но каким способом…

А потом я подумал, что, если бы эти люди узнали, что спустя 40 лет в песне, которая им так понравилась, слово солдаты заменят на «бандиты» и именно в таком виде будут петь…

И мне в который раз вдруг стало ясно, почему я не захотел жить в том, новом, времени…

И я объявил:

В заключение концерта мы хотим исполнить песню московского поэта Окуджавы «Во дворе, где каждый вечер все играла радиола…»

10—31 мая 1966 г.

На следующий день, в воскресенье, я впервые, никого не опасаясь – в открытую, шел к дому Жанны, причем не один, а вместе с девочками.

– Вы где гимнастерки взяли? – спросил я их. Для меня появление девчонок в военной форме на сцене было не меньшей неожиданностью, чем для всех остальных.

– Вовкин отец помог – договорился, и нам дали у ветеранов.

Имелись в виду, очевидно, военком Чернявский и Совет ветеранов войны.

– Так вы в военкомат ходили? – я шел быстро, поэтому девочки, держа меня за руки, поспешали за мной чуть ли не вприпрыжку.

– Ага! – сказала Валюха, а Галка добавила:

– Ты же нам тексты песен давал, мы их взяли и пошли, показали ему, и он договорился про форму…

– А перешивал ее кто вам?

– Сами! – как почти всегда, в один голос, ответили девчонки.

Жанна была и на этот раз в образе пионерки, с девочками она сошлась как-то сразу, словно были они знакомы давно.

– Толя, ты почитай журнал, посиди на диване…

Я листал журнал «Вокруг света» и лениво наблюдал, как три девчонки (Жанна в своей косынке-галстуке в какой-то миг показалась мне такой же девочкой, как Валя и Галя) делали «па» ногами, прогибались, водили руками над головой, потом останавливались и что-то вполголоса обсуждали. Потом снова двигались порознь и вместе, и невооруженным глазом было видно, что движения эти все чаще делались упорядоченнее, целенаправленнее и функциональнее – мои девчонки уже через час, двигаясь вместе с Жанной, синхронно, под музыку включенной радиолы, выполняли новые для них движения…

В конце концов я забыл о журнале и во все глаза следил на рождением д е й с т в а – профессиональной работы руками, ногами и всем телом.

– Ну, вот примерно так, девочки. А вы молодцы! Жаль, что у нас в поселке нет кружка бального танца…

Жанна села рядом со мной на диван, девчонки тут же примостились возле нас.

– Ну, а чего сидим? – спросил я. – Шагом марш, мне нужно поговорить с Жанной Игоревной!

– То-оль! – протянули они в голос.

– Не может быть и речи! Идите-идите! Я же говорю, нам поговорить надо.

– Не обидятся? – спросила Жанна, когда, загремев запорами, захлопнулась дверь сенок.

– Еще чего! – Я встал и подошел к тумбочке – выключить радиолу.

– Поцелуй меня! – сказала, подходя ко мне сзади, Жанна.

Я крепко поцеловал ее, потом подхватил на руки и закружил вокруг себя.

– Самая приятная жизненная ноша этой весны! – сказал я.

Она крепко обняла меня и уткнулась лицом в мою шею. И я с наслаждением вдохнул уже почти ставший родным запах сладковатых французских духов.

Когда я вышел, то обнаружил сидящих на лавочке дома напротив своих девчонок! Они весело что-то болтали, но при виде меня затихли – знает кошка, чье мясо съела…

– Ну, и чего сидим? – притворно строжась, спросил, подходя к ним, я.

– Тебя ждем! – сказала Валюха недовольно, а Галка добавила:

– Знаешь, как есть хочется?

Мне стало стыдно. Сам я – только что из-за стола, меня накормили настоящим украинским борщом и жареной курицей, а мои девчонки в это время сидели голодные и ждали меня…

– Ладно! – сказал я им. – Пошли ко мне, накормлю вас! Ну, понравилось?

Я имел в виду урок танцев, который им преподала Жанна.

– Здорово, Толь, – щебетали они, – как она танцует!

Они опять держали меня с обеих сторон за руки, и со стороны мы, наверное, производили странное впечатление: вроде бы папа идет с дочками, только и папа, и дочки почти одного возраста…

– А от тебя духами пахнет! – ехидно сказал Валюха.

– Этой, Жанны Игоревны! – еще ехиднее добавила Галка.

– Цыть! – заявил им я. – Маленькие еще про духи знать!