Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Припев я исполнял один, а далее в дело вновь включался Моцарт.

Мы спели еще несколько песен, а потом я объявил:

– «Дорогая женщина»! Стихи написаны вчера, песня посвящается одной из тех, кто сейчас стоит здесь, перед нами!

Мои партнеры запереглядывались в недоумении, девчонки на всякий случай взяли маракасы.

И не ошиблись – я на гитаре «забил восьмерку», и Галка с с Валей, стоя на месте, стали в такт потряхивать маракасами:

Тут сзади вдруг в гитарный бой вплелся чистый звук кларнета – как потом я понял, к нам присоединился Берик – он принес кларнет с собой, достал его из футляра и немедля ни минуты, включился в дело.

Хлопали мне сдержанно, но это и понятно – песенка была так себе, исполнена под примитивный гитарный бой, и даже девочки и Берик не могли сделать высокохудожественным то, что им не было изначально.

А Нелька подошла и шепнула:

– Монасюк, ты что, стихи писать начал?

А Надька опять хотела чмокнуть меня, но Миута поймал ее за руку и помешал.

А Рукавишникова, услышав, что ей посвятили песню, вздернула нос кверху и фыркнула.

И в этот момент со стороны Центральной свернула и пошла в нашу сторону группа молодежи из КСК – во главе ее шла Тамара Грунская.

Когда они подошли, на некоторое время в толпе зашумели. Ребята здоровались друг с другом, девчонки обнимались – мы ведь хорошо знали друг друга – «райцентровские» и «кэсэкавские».

А наш ВИА в это время пел «Сиреневый туман».

И тут я объявил «гвоздь» сегодняшнего вечера – романс «Почти устал». Мы не пели его до этого.

Негромким перебором струн начал вступление Бульдозер. Только после второй строфы романса мелодию протяженными баянными аккордами «повел» Моцарт.

Трудность исполнения была в том, что нужно было переходить от октавы – на следующую, причем то вверх, то, наоборот, спускаться на октаву вниз.

Но со стороны это слушалось потрясающе. Вообще русские романсы 19-го века все были полны грусти, души и какой-то прямо-таки неземной либо любви, либо любовной боли…

С этого куплета я запел в полный голос. А ребята вплетались в мелодический рисунок, вовсю используя голосовой эффект «эха».

И вновь я пою негромким, усталым голосом, подчеркивая тем самым смысл текста, неизбывную тоску и безысходность положения героя.

После завершающих романс звуков баяна и гитары наступила тишина.

Я видел удивленные лица друзей, слушателей, радость в улыбке Варвары и широко открытые глаза Грунской.

И объявил завершающую сегодняшний концерт песню: «Трамвай последний…», на стихи Сергея Есенина.

Ну, а чего? Даже товарищ Астраханцев в курсе, что это из наследия великого поэта, так что…

Когда мы собирались, были лишь поздние сумерки и до ночи – далеко, и поэтому расходиться никто не спешил. Одноклассники обступили нас, пошли разговоры об экзаменах, а я взглядом пытался найти Рукавишникову, но не находил.

«Опять взбрыкнула! – подумал я. – Хочет, чтобы за ней побегали!». И тут услышал негромкое:

– Толя! Можно с тобой поговорить?

Я повернул голову. Это была Грунская.

– Давай поговорим, – ответил я.

– Пройдемся? Не в толпе же!

– Пошли.

Мы неторопливо шли среди других в сторону Центральной. Гитару я оставил Гемаюну, так что шел налегке, засунув руки в карманы брюк.

– Толь, меня зовут Тамара! Тамара…

– Том, твоя фамилия Грунская. И ты из КСК, командирша комбинатских! И чуть ли не Мастер спорта…

Она засмеялась.

– Так уж и командирша… Кстати, тебе подарок мой на 23 февраля понравился?

Я промолчал. Она тоже помолчала немного и продолжала:

– Толик, я хотела попросить тебя выступить у нас в школе с твоими ребятами. Ты не думай, мы привезем вас туда и домой отвезем, все будет в порядке!

Я покачал головой.

– Не получится, Тамар! У нас – уличный репертуар, для выступления в официальных заведениях он не подходит. А у меня первые экзамены – по шоферскому делу – в конце месяца. Так что мы вообще, наверное, пока выходить петь не будем. Нет времени, Том! Я хочу медаль получить, так что, ты понимаешь… А за подарок спасибо!

Мы шли по освещенной включившимися только что фонарями Центральной, впереди и сзади нас шли редкие парочки, время было позднее, наверное, уже часов десять…

Некоторое время мы молчали. Но я чувствовал, что Тома искоса поглядывает на меня, и что-то как бы прикидывает.

– Толь! – сказал она. – Ладно, приехать к нам вы не можете. Но можно попросить тебя? Ты не проводишь меня сегодня домой?

– Тома, сейчас к вам пойдет последний автобус, и он в КСК меня ждать не будет! А пешком обратно идти семь километров…

Она вдруг остановилась, схватила мою руку своими, и мы оказались с ней лицом к лицу.

– Толя, ну, переночуешь у меня дома! Или машину попутную поймаем… Ты не беспокойся, моих родителей нет, они сегодня в ночную смену!

Я осторожно высвободил свою руку.

– Знаешь, Тома, давай откровенно! От таких игр… В общем, от этого случаются дети, ты не думаешь об этом?