Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Я, свою очередь, схватил другую газету и быстро прошмыгнул за последнюю парту. Я сидел, закрыв лицо газетой, в которой продрал дырку, и потому все видел – как трясется слева от меня за газетой Каминский, как наши «решальщики» быстро спрятали все в парты и открыли задачники.

И когда Дмитрий Иванович, пылая жаждой мщения, ворвался в класс и задал сакраментальный вопрос:

– А выйи-чегой-т тут и-делаете? – он натолкнулся на недоуменные лица учеников, сдавших экзамен и теперь отдыхающих за просмотром любимых учебников по математике…

Внимательно осмотрев поверх стекол очков все вокруг и ничего не обнаружив подозрительного (даже Каминского за печкой), Дмитрий Иванович ушел.

Да, неисповедимы пути твои, господи…

Вечером мы гуляли по Бродвею, встречались то и дело с нашими одиннадцатиклассниками и десятиклассниками из «второй» школы, здоровались, болтали.

Было солнечно, безветренно, и мы все были одеты совсем легко – мальчишки в теннисках и брюках, девчонки – в ситцевых платьях.

Но только не Рукавишникова! Она шла нам навстречу, концы яркой косынки раскачивались на груди, а на голове она несла что-то вовсе уж вычурное.

И «босолапки» у нее были одного цвета с косынкой, блин!

Нас она миновала, не здороваясь и высоко задрав нос. Ну и ладно!

Однако Надька и Нелька придерживались другой точки зрения. И они принялись воспитывать меня. Нелька первая заныла:

– Толя, ты бы подошел к ней. Ты ведь виноват! Опозорил ее перед всеми! Это же надо спеть: С кем спит и с кем гуляет…»

– А она меня не опозорила? – отбивался я. – Она целовалась внаглую с этим… Еще и драться за нее пришлось!

– Драться, Толя, это с тебя не убыло, блин, так что нечего… – Это Миут «подсевал», ренегат хренов…

– Не буду я с ней первым разговаривать! – отрезал я.

– Жалко ее… – Надюха была самой доброй из нас. – Ходит, задрав нос, а сама… Толь, ну ты пожалей ее, она же хорошая девчонка. И тебя, поди, любит…

– Не буду! – отрезал я. – Сейчас не буду! Пока экзамены не сдадим…

– Ладно! – Надька ухватила меня за руку и затараторила: – На выпускном вы помиритесь! Обещаешь?

И я уступил. Надьке я отказывать не мог.

– Ладно… – сказал я.

И в этот момент вдали опять показалась идущая нам навстречу Варька.

Как по заказу! А действительно… И я впервые задумался над тем, что вообще-то Рукавишникова как-то уж очень кстати и вовремя появляется на моем пути.

И заподозрил предательство среди своих… А чтобы развлечься (я-то знал все наперед!) я сказал:

– Поспорим, что я на всех экзаменах буду вытаскивать только билеты с первого по четвертый? И учить буду только первые четыре билета!

И поспорили! Ни на что, просто так!

Следующим экзаменом была химия.

Сдавали мы этот экзамен в кабинете химии. Он был сделан когда-то путем отгораживания дощатой перегородкой части коридора. Вверху этой перегородки было застекленное окошко.

Когда в кабинет запустили первых четверых учеников и они сели готовиться, наша «химичка» Элла Арнольдовна (она была родом из Прибалтики) открыла дверь кабинета и спросила:

– Ну, кто пойдет сдавать экзамен без подготовки?

Мы все смущенно улыбались и молчали. Сдавать без подготовки можно было только лишь, если знаешь предмет идеально. Иначе даже отличник не застрахован от провала – мало ли, что окажется в билете…

Я тоже стоял и переминался с ноги на ногу. Сдавать экзамен без подготовки я не собирался.

Но не тут-то было!

– Вот ты, Толик, ты же хорошо химию знаешь! Давай-ка, попробуй!

И я взял – и вошел в кабинет!

Я слышал за тонкой перегородкой возбужденные голоса друзей, потом кто-то что-то притащил (как потом я узнал – стул из учительской). Я же прошел к столу и принялся выпендриваться.

Я нагибался перед столом и как бы заглядывал под билеты, я обходил стол с трех сторон. Члены комиссии улыбались, и они, и я понимали прекрасно, что это – игра, и они подыгрывали мне.

– Бери, бери билет, Толя! – сказал мне Элла, и я медленно взял билет и, повернувшись к перегородке мигом обнаружил вверху чуть ниже застекленного окошка в дырке от выпавшего сучка Миутин глаз. И глядя прямо в этот глаз, я громко сказал:

– Билет номер четыре!

И услышал грохот свалившегося в коридоре от изумления с верхотуры на пол Миута…

Между физикой (я вытащил билет номер три) и немецким языком, на котором мне достался билет номер 17, мы репетировали, по-прежнему ежедневно по несколько раз купались. На Бродвей мы почти не ходили. А на танцы все собирались, да как-то не получалось.

Немецкого языка я не боялся – я уже упоминал, что особое внимание уделял этому предмету в течение года, так как язык мне не давался. И вот это скрупулезное изучение тем в течение года дало мне возможность слегка расслабиться. И я решил посвятить все силы Жанне – после 20 числа она могла уехать в любой день, а было уже 23-е…

Через знакомого нам обоим юного фельдъегеря-соседа мы обменялись записками и мне подтвердили согласие на свидание в обычные время. И там была приписка: «В Б. ВОДЫ НАНОСИЛА!»

Итак, 23 июня я вышел из дома пораньше. Я взял с собой свой нож-секатор, так как объектом моего внимания стали опять яблони, но на этот раз – те, что росли в школьном саду-питомнике. Мне нужны были розовые лепестки, но везде яблони уже отцвели, а вот в школьном саду – некоторые только-только распустили цветки, и они-то мне были и нужны!

Поскольку день был воскресный, в саду никого не было. И я порадовался, что два каких-то дерева буквально усыпаны розовыми цветками. А может быть, это были и не яблони вовсе – ну, да мне какая разница?

Скоро я уже вовсю работал – я обирал лепестки с цветков и ссыпал их в кулек из газеты. Я старался очень уж не вредить деревьям – поэтому цветки обирал в тех соцветиях, где их было много. И скоро набрал стакана три лепестков – не меньше!

Я аккуратно закрыл загнутыми краями кулек и уходя, срезал одну цветущую ветку ножом.

Зайдя во двор Жанниного дома, я перед тем, как подняться по ступенькам, ведущим в сенки, заглянул в сарай и рукой потрогал бак. Он был теплым.

Отлично!

Зайдя в дом, я поцеловал Жанну и вручил ей цветущую ветку, потом мы как обычно, посидели на диване и я рассказал ей, как сдавал последние экзамены. Она очень хохотала над тем, как Миута рухнул на пол в момент зачтения мною номера билета по химии.

– Ладно! – сказал я. – Традиционная прелюдия отменяется!

Я взял ее за руку и повел в спальню.

– Что ты задумал? – тихонько говорила она. – Толь, что ты делаешь?

– Мед у тебя на кухне на столе? Как обычно?

– Да-а-а… – Глаза Жанны широко открылись, и я легкими прикосновениями губ поцеловал их – сначала один, потом второй.