Павел Тюрин - Legenda о «писающем британце»

Но Рик всегда любил животных. Например, в маленьком пруду замка он завел золотую рыбку, и утром выгуливал ее в озере, приучая к большой воде для будущих путешествий. И даже когда во время очередной прогулки Несси незаметно перекусила поводок, выпустив ее на свободу, все равно приходил ее подкормить. Он приютил у себя хромую чайку, ухаживал за ней и тоже готовил к морскому переходу, рассчитывая, что она станет ему почтарем в индийском путешествии. А когда после неудачного взрыва Рик самого подбросило и он зацепился за стрелки башенных часов, и кукушка стала выкукивать не то, что надо, он лишил ее права голоса и снял с поста башенного часового.

Отправленного в отставку ветерана Риччи заменил бегавшим без дела по двору голосистым петухом, и стал учить его вовремя и правильно кукарекать шотландский гимн. Когда тот более или менее сносно его выучил, то отправил петушка на службу в бывший кукушкин дом и теперь, услышав первые звуки позывных – ку-ку, ку-ку, ку-ку-кукареку , Риччи взбегал к нему, становился рядом, и они вместе приветствовали зарю нового дня [143].

Когда у петуха заплетался язык, и он переходил на ку-ку, то становился совершенно непохожим на себя

Бывало, что петух после каких-то своих праздников фальшивил, сбиваясь с чисто лохнесского на кукушкинский акцент, но тут уж ничего нельзя было поделать – у того с детства в ушах застряло однообразное ку-ку, что сбивало с благородного ритма гимна. Тогда хозяин отправлял его проспаться, а после проводил воспитательную беседу и дополнительные занятия по вокалу, но все-таки не лишал свиданий с соплеменницами.

А когда на стук молотка и визг пилы в его комнатке появились мыши, которые забегали посмотреть, что он там опять задумал, то построил им небольшой замок из пустых спичечных коробков. Там они поселились, еще больше расплодились и, выглядывая из окошек, своим писком благодарили за мышелюбие. По всему дому бегали цыплята, рожденные в сделанном им инкубаторе, которых он осенью не досчитывался, потому что бедные лохнесские крестьяне из-за ограды стали переманивать их к себе песенкой «цып-цып-цып, мои цыплятки, цып-цып-цып, мои касатки…

которую услышали на юбилейной корпоративной вечеринке бойцовского петушиного клуба, куда была приглашена рок-группа «Russian fighting chicks». На их концерт Рик тогда не пошел из пацифистских соображений, и слов их песен не знал, тем более на азербайджанском. Цыплят также частенько вылавливали городские кошки, которым стало не хватать мышей, т. к. многие перебежали из городских подвалов в уютный, со всеми удобствами мышиный дворец.

О садоводческих успехах Блокхэда уже было сказано немало, а перечислять другие таланты Риччи было бы слишком долго, поэтому расскажем о его последнем изобретении.

Персональная печать Блокхэда, гарантирующая качество его творений

Долго размышляя над назойливым свойством симметрии в природе, Рик пришел к выводу, что раз она в нашем мире есть – значит, так этому миру и надо. Может, здесь иначе никак. Но у себя в мастерской он решил делом доказать свою веру в творческую несимметричность [144].

Как механик по профессии он задумал создать автомобиль, похожий на разбитый в аварии – его угнетал вид автомашин, которые, несмотря на разнообразные вариации, несут на себе лишь видовые отличия фирм. В них нет признаков «персональной» истории, а это вызывает ощущение унылой правильности, что и побуждает водителей украшать свои машины причудливыми изображениями. И Рик решил, раз нельзя преодолеть симметричную основу машины, то можно хотя бы внешне изменить форму – наносить на ее стандартное «тело» шрамы, рубцы, «узорчатую разбитость» стекол, царапины, вмятины, имитируя следы случившихся аварий. Художник-механик [145]стал добиваться превращения не слишком сильных деформаций в своеобразное достоинство, и с помощью продувки своего изделия в аэродинамической трубе подчинял их новой стилистике формы. Такая машина оставалась бы полноценным автомобилем, но со следами дорожных шрамов и испытаний, из которых вышла с честью и еще более закаленной, обретя нестандартный образ. Если раньше повреждения корпуса машин водители стремились как можно быстрее ретушировать, то теперь, обыгрывая появившиеся деформации или подражая им, и придавая непреднамеренному значение намеренного , стало возможным отойти от униформы фирменного стиля.

Знакомые дизайнеры были в восторге от его тюнинговых опытов, и говорили, что это настоящий прорыв в формообразовании автомашин, который станет эффектным приемом пластического обогащения формы, началом новых эстетических тенденций [146]. Дизайнерский мэтр из России, прибывший на презентацию новой модели, заявил: «Это не футуризм – это зашибизм какой-то!» [147].

В конфигурации своей машины Ричарду чудилась улыбающаяся мордочка Несси

Друзья говорили, что теперь, если автомобиль попадет в аварию, то мелкие повреждения не будут бросаться в глаза, их можно будет легко вписать в общую нерегулярность формы, и машина, от случая к случаю меняя очертания, всегда будет выглядеть как новенькая, да к тому же и более мужественной. Разумеется, это нужно делать умело, чтобы не выглядела просто починенной на скорую руку. Значит, следует ожидать, что вскоре возникнут «ремонтные» дизайнерские бюро, художественно обыгрывающие автомобильные травмы, возникшие в дорожных передрягах.

Счастливые владельцы таких машин теперь не опасаются случайных повреждений и лихо гоняют даже по горным дорогам, и случалось, садились за руль навеселе. Для профилактики таких случаев Риччи сделал анимационный видеоролик, где можно видеть, как машина выпившего водителя, даже несмотря на то, что у того «все под контролем», становится пьяной и как будто превращается в необъезженную лошадь, которая плохо слушается и неизвестно, куда бросится [148].

Несомненно, о многих других открытиях Блокхэда читатель когда-нибудь еще узнает, порукой тому его глубокое понимание не только человеческой души, но и законов природы – в этом прямо сейчас каждый может убедиться, ознакомившись с еще одним его открытием.

Несмотря на природную наблюдательность, только достигнувшему тридцатилетия Ричарду вдруг с особенной остротой бросилось в глаза, что все в мире подчиняется симметрии. Куда ни глянь – всюду ее следы и приметы. Зачем эта двойственность и равноправие сторон? Зачем раздваивание и дублеры уникального?! К чему это подобие и отражение одного в другом? Ведь когда одна часть смотрится в зеркало другой, то становится законченным целым и не может увидеть ничего кроме себя самой, а значит, становится вроде как слепой. В навязчивости симметрии он увидел насилие и ограничение развития – она останавливает движение, и только спонтанная подвижность частей симметрии поддерживает в ней жизнь.