Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись

— Ты с ней поосторожней, лекарь, — голос Эвена Хью. — Учти, она привыкла убивать. — И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: — Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? — Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. — Ну как, командир? В порядке?

Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.

— Несите ее, — резко говорит Флора дель Гиз. — И отнимите у нее этот чертов меч!

Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.

Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.

Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.

Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но — неподвижна.

«Они не знают, как, — догадывается ее подсознание, — и они не смогут меня заставить.

Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним…»

Она напрягается — пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля — воля свободного человека — не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.

И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает…

А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить…

Она теряет ощущение времени.

Гром в голове становится слабее.

Аш поднимает голову.

Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни.

Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически.

— Опускайте ее!

Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук — шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море.

— Эй, командир, — Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. — Ты тут немного вырубилась.

— Командир, еще меня стукнешь? — грустно спрашивает Томас Морган.

— Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил!

Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки.

— Все дерьмо, командир! Мы выбрались!

Где-то там, среди двух сотен человек, Ричард Фаверхэм громко и немузыкально горланит мессу обедни и молится о спасении. Если бы не Вечный Сумрак, сейчас было бы время перед полуднем. Горят несколько фонарей, по одному-два на копье, догадывается Аш; и, опираясь на локти, старается приподняться — вся в синяках, опустошенная, измученная. Ломит все тело.

— Мы ждем тех галер, о которых мне говорил Анжелотти?

Эвен Хью показал большим пальцем на розовое свечение дальше по берегу:

— Сигнальный огонь, командир. Им лучше вернуться поскорее, этим хреновым гондольерам; иначе мои ребята разрежут их кишки на ленточки.

Возможно что угодно: шторма, течения, корабли противника. Аш уселась.

— Прибудут. А если нет, ну… ну, мы просто вернемся и очень любезно спросим у короля-калифа, нельзя ли нам одолжить у него хоть один. Верно, ребята?

Оба валлийца ржут.

— Покушать, — прошепелявил неподалеку чей-то голос.

— Уот! — Аш поднялась на ноги, ощущая боль. Кто-то снял с нее доспех; возможно владелец, и ей стало полегче, и в то же время она ощутила себя беззащитной. — Уот Родвэй! Здесь!

— Мясо, — немногословно произнес повар, протягивая дымящийся кусок.

— Ты так считаешь? — Аш взяла у него из рук кусок, пожевала — желудок стонал от голода, но все же следующие два куска Аш передала Хью и Моргану. Она небрежно облизала пальцы и воскликнула: — Ах, Уот, так вот куда подевались мои старые сапоги!

— Лучшая говядина! — удрученно прошепелявил Родвэй.

— Была — пока не попала к тебе в руки, — проговорил, не прекращая чавкать, Эвен Хью.

— Где Оксфорд? — все еще смеясь, спросила Аш.

— Я здесь, мадам.

На нем все еще был полный доспех, казалось, он не снимал его после отбытия из Карфагена. Морщины вокруг глаз отчетливо виднелись из-за въевшейся в них грязи.

— Как вы?

— Кое-что должна вам сказать. — Она увидела своих офицеров позади него и сделала им знак подойти; к ним присоединилась Флора — возникла из тьмы, неся лампу, освещавшую ее грязное, свирепо ухмыляющееся лицо, с побелевшими глазами.

— Ты в своем уме? — без всяких предисловий осведомилась Флора.

Аш привычным жестом отправила Анжелотти и Герена к себе за спину, и они присели на корточки; им были хорошо видны лица друг друга в круге света, который отбрасывала лампа на размытый волнами берег.

Голоса опять звучали у нее в голове. Как зимой солнечный свет бывает не менее светел, чем летом, но как-то жиже, слабее, без летнего сильного жара и тепла. Так и шепоты в голове ворчали на нее, но не могли принудить ее тело действовать помимо ее воли.

— Слишком многое я должна рассказать вам… но не все сразу. Прежде всего, я получила приказы и предложение, — сказала Аш. — Сейчас я намерена отправиться назад в Дижон. К Роберту Ансельму и к остальному отряду. Большинство моих ребят пойдет со мной, милорд Оксфорд, — хотя бы потому, что они погибнут, если останутся в Северной Африке. Дома, на севере, кто-то, может, захочет дезертировать, но я думаю, что большинство дойдут со мной до Дижона.

Она помолчала, прищурившись, как будто глядела на свет:

— В Бургундии еще светит солнце. Боже мой, как хочется увидеть дневной свет!

— А что потом? — спросил де Вир. — Что вы нас заставите делать, мадам?

— Вам я не приказываю. Хотя я бы не возражала, — Аш чуть-чуть улыбнулась, заметив, какое выражение появилось на лице английского графа. — Милорд, у нас есть враг, который прячется за нашим врагом.