Андрей Родионов - Святой воин

Гасконцы недоверчиво косились на бургундцев, те на дух не выносили аквитанцев, а Лангедок, всего век назад дотла выжженный в ходе альбигойских войн, угодливо склонял голову перед северными провинциями. Вот только в покорности той было что-то от действий опытного боксера, который в любой момент может крепко врезать с левой. А в Бретони даже дворяне между собой общались исключительно на кельтском, не желая марать языка «говором черни», французским. Страшная война сплотила нацию, заставив людей если не забыть, то хотя бы отложить распри и старые обиды.

Я киваю головой в такт этим мыслям, — похоже, увидел то, что хотел. Отныне французы едины, а пройдет еще немного времени, мы и бургундцев в себя вплавим. Топающие мимо воины косятся на меня недоуменно, не понимая, какого черта этот лекарь застыл как вкопанный на обочине. И в самом деле, чего это я? Хватит раздумывать, действовать пора!

Пришпорив коня, я обгоняю пылящую колонну тяжелой пехоты, надо догнать наш отряд. С тех пор как Жан де Ли получил баннер, сразив на турнире в Туре Черного Барона, под его начало стали поступать лучшие из молодых шевалье. Обычный рыцарь, выступая в поход, берет с собой двух оруженосцев, по паре арбалетчиков и копьеносцев, всего — шестерых, этот маленький отряд называется копьем. Баннерный рыцарь имеет право вести за собой целую сотню, но подобной привилегией мало кто пользуется. Очень уж это дорого.

А вот Жан де Ли набрал уже не меньше сорока бойцов, отныне для охраны Жанны баварцы не нуждаются в помощи барона де Рэ. Высокие, налитые силой воины в пластинчатой броне оберегают девушку днем и ночью, их неподвижные лица словно высечены из гранита, глаза холодные и внимательные, а руки они никогда не убирают далеко от копий и мечей. Нанятые воины общаются только между собой, а подчиняются одному лишь среднему «брату». Любопытно, отчего «брат» Жан набирает в личный баннер либо баварцев — ведь у меня неплохая зрительная память, я без труда узнал пару дворян, знакомых еще по Мюнхену, — либо откровенных наемников, что за деньги пойдут за ним в огонь и в воду? Зачем телохранителю Жанны иметь под рукой бронированный кулак в сто воинов? Только ли дело в охране Девы, или за этим стоит нечто иное?

— Ничего, — хмыкаю я, завидев наконец стяг Жанны в самом начале ползущей колонны. — И не такие дела заваливали. Разберемся, распутаем все загадки, ибо нет таких крепостей, которые не разрушили бы большевики!

Как метко заметил кто-то из участников обороны Севастополя, гладко было на бумаге. Высокие армейские чины, увлеченно малюя на картах красивые стрелки, напрочь забывают про болота, овраги и вражеские оборонительные сооружения, а может, им просто наплевать, ведь генералы никогда не ходят в атаки. Поверьте на слово, за пять тысяч лет, прошедших с тех пор, как появились первые армии, ничего в этом лучшем из миров не изменилось. Как составлялись планы военных действий на глазок, по принципу «авось пронесет», так и составляются.

Я остановил коня у самой кромки воды, тот фыркнул недовольно, с опаской покосился на реку, осторожно попятился назад, словно ожидая нападения стаи оголодавших крокодилов. А может быть, жеребец просто не желал мочить копыта. Луара здесь разлилась на добрые четверть мили, что не помешало англичанам перегородить реку толстенной железной цепью. Интересно, знает ли кто-нибудь из наших военных гениев, что целый день планировали вчера победоносную военную кампанию, об этом вот незначительном препятствии? И главное, как они планируют его обходить?

Я сплюнул в прохладную серую воду, хмурое небо с явным неодобрением покосилось на дерзкого француза. Итак, послезавтра на рассвете здесь пройдут пять громадных барж с провиантом для защитников Орлеана и прибывающих в город французских войск. Иным путем еду не доставить. С северной стороны город окружен цепью английских фортов, с южной — мост через Луару надежно блокирован. Сама по себе цепь, перегораживающая Луару, не препятствие, но пока армия подползет к форту, который защищает южный конец цепи, пока развернется и начнет атаку... Словом, к тому моменту, как французы опустят цепь, англичане успеют проснуться, пообедать, подтянуть пушки и не спеша расстрелять застывшие посреди реки баржи.

Полтора дня. Я в задумчивости покосился на жеребца, тот горестно вздохнул, нервно переступил копытами. Он явно не любит длительных прогулок, домосед несчастный, понимает, что в лагере его ждут овес и свежая вода, знай себе стой да обсуждай знакомых кобыл с соседями.

— Ладно, — бросил я коню. — Есть тут одна мыслишка, по пути обмозгуем. Обещаю, тебе понравится.

Умный зверь повернул сухую морду, глянул выразительно, мол, мне все по нраву, когда без меня в бой идут. Нас, коней, беречь надо, мы добрые и красивые, на нашем хребте и так вся ваша цивилизация сидит!

Ухмыльнувшись, я бросил:

— Гарантирую, что при штурме того форта ни один жеребец не пострадает, можешь не волноваться.

Солнце садилось, когда я подскакал к французскому походному лагерю, нужная мне палатка отыскалась уже затемно. Несмотря на позднее время, в ней не спали. Двое рыцарей без всякого азарта вяло кидали кости, явно пытаясь убить время. Я незаметно принюхался, — ну, так и есть, дрянь у них вино, гнусная итальянская кислятина. Жан де Новелонпон де Мец и его лучший друг Бертран де Пуланжи — мои старые знакомцы еще со времен Вокулера. Молодые, честные, горячие парни, которые так и рвутся к ратным подвигам. Они сопровождали Жанну д'Арк в ее поездке к дофину в Шинон, да и потом показали себя людьми вполне преданными. В контактах с англичанами и бургундцами не замечены, хотя по моей просьбе за ними наблюдали достаточно внимательно. Вот и настало время им себя показать.

— Чем это вы тут занимаетесь? — любопытствую я.

— Да так, ничем, — вскакивают они на ноги и, оживившись, предлагают: — Выпьешь с нами?

— Выпью, — легко соглашаюсь я, но к кубку едва прикладываюсь губами. — Да, кстати, а что вы делаете завтра?

— Как и все, готовимся к выступлению, — вразнобой отвечают друзья.

— Такие молодые, горячие ребята и весь день потратите на подготовку? — округляю я глаза. — Жаль. Я хотел вам предложить дерзкую и отчаянную вылазку, но раз так...

Изобразив на лице скорбь и недоумение, я поворачиваюсь к выходу и делаю два шага, укоризненно качая головой. На третьем меня цепко хватают сразу за обе руки и так крепко держат, что сразу и не вырвешься. Я медленно поворачиваюсь, лица рыцарей напряжены, в глазах немой вопрос.

— Родина, — веско роняю я, — ждет от нас, ее преданных сыновей, подвига!

Шевалье, напружинив грудь, вытягиваются во весь рост, надо признать немалый. Бертран даже рот приоткрыл, с таким вниманием ловит он каждое слово.