Дмитрий Суслин - Больница скорой помощи

Лев Петрович смотрел на все это и не верил глазам. Слишком все было неправдоподобным. От замешательства он не обратил внимания на то, что все это было за пределами круга, в котором они с Сергеем стояли.

Их ноги все еще упирались в твердую почву.

Вода продолжала бить из обломков трубы. Стена, на которой она крепилась, тоже треснула и разошлась, обнажив глиняный слой и одну колонну фундамента. В одном месте глина стала обсыпаться, и из-под нее выглянул угол какого-то ящика. Ящик выскользнул из мокрой глины и упал вниз под трубу.

Лев Петрович прикусил язык. Он не узнал. Он догадался, что это за ящик. Старый, совершенно черный, длинный, узкий на одном конце и широкий на другом.

Гроб.

Лев Петрович посмотрел на Сергея. Тот улыбнулся.

– А вы разве не знали, что когда-то на этом самом месте было кладбище?

Крышка отвалилась, и из гроба что-то начало вылезать.

Что-то такое страшное, дергающееся и скрипящее.

Лев Петрович закричал и даже не услышал собственного голоса. Ужас лишил его слуха. Хорошо бы лишил и зрения, чтобы не видеть всего этого. Но глаза остались широко открытыми и прекрасно все видели.

А из глины уже вылезал второй гроб. Этот был уже открытый, и мертвец, сидевший в нем, работал руками словно веслами, выбираясь из земли.

Другие мертвецы стали лезть отовсюду, из рушившихся стен, из жидкого пола, с потолка. Их было столько, что за ними уже ничего не было видно. И все они ползли, шагали, ковыляли, прыгали к кругу, в котором стояли люди.

Почти все они были невероятно древние. Кладбище было сельское и дореволюционное. И покойники все были крестьянские в рубищах, которые когда-то были холщевыми рубахами да кафтанами. И мертвецы все были бородатые и волосатые. Одни были полностью истлевшие, другие еще обладали какой-то плотью, третьи были и вовсе нормальные, только наверно куда более страшные, чем первые и вторые.

А пятеро, которые были ближе всех, были маленького роста, и когда Лев Петрович разглядел их в темноте, то решил, что окончательно сошел с ума.

Перед ним, царапались о невидимую стену три мальчика и две девочки. Вот уж они то были точно не из далекого прошлого, потому что на мальчиках была черная школьная форма, октябрятские значки, на девочках соответственно белые фартуки, а на одной красный пионерский галстук.

Лев Петрович не мог больше на все это смотреть. Он зарыдал и повернулся к Сергею.

– Что это? Кто это? – спрашивал он сквозь рыдания.

Сергей обнял директора и прижал его к себе, как ребенка.

– Это всего лишь страшный сон, – успокаивающе произнес он. – Не надо ничего бояться. Давайте лучше займемся более приятным делом.

И он начал снимать со Льва Петровича пиджак. Мертвецы завыли и закричали на все голоса и с удвоенной силой начали стучаться и царапаться в невидимую стену. Круг не пускал их.

– Нет! – Тараканыч забился, пытаясь вырваться из объятий Сергея. Естественно, что он отчаянно перепугался. Начал судорожно надевать пиджак обратно.

Но Сергей оказался сильнее. Он рванул на себя, и пиджак оказался у него в руках, после чего он размахнулся и бросил его за невидимую стену. Тот плавно, словно большая серая птица улетел за пределы круга. Мертвецы закричали и всем скопом накинулись на пиджак. Образовалась свалка. Крики, драка, поскуливание, хрип и прочие подобные омерзительные звуки.

Сергей схватил обеими руками и силой повернул Тараканыча в их сторону.

– Смотри! – закричал он ему. – То же самое будет с тобой, если не будешь послушным мальчиком!

Тараканыч смотрел туда, куда ему было велено, и плакал. Сергей же стащил с него галстук и бросил его вслед за пиджаком. Затем он стал снимать с бедного директора рубашку. Тараканыч завизжал, но на сопротивление у него уже не было сил. Скоро на нем осталась только майка, и Сергей разорвал ее. Майка тоже полетела вслед за галстуком и рубашкой. Тараканыч, по пояс голый, мелко забился, когда Сергей обнял его руками и прижался к его спине всем телом.

– Но ведь ты так этого хотел, – прошептал Сергей ему в самое ухо.

– Нет, нет, не хотел!

– Хотел, очень хотел! – продолжал сладким голосом шептать молодой человек. Он нежно погладил Тараканыча по щеке.

Лев Петрович посмотрел на руку Сергея и вдруг понял, что невероятно длинные и серые ногти на ней стальные и острые как бритва, и что они сейчас войдут в его тело. Но еще раньше он испытал страшную боль в области уха. Теперь он наконец явственно услыхал свой дикий бабий крик.

Сергей выплюнул откусанное ухо, затем его пальцы вошли в грудь Тараканыча. Он резко дернул руку вниз, и из пяти длинных и глубоких ран, ручьем хлынула кровь.

Директор еще попытался сопротивляться, хотел повалиться на пол, но Сергей не дал ему этого сделать. Поднял его, словно грузный директор ничего не весил, оторвал от себя его руки, вцепившиеся в него, и толкнул за пределы круга.

Первые несколько шагов Лев Петрович пробежал, так сильно его отбросили, затем он оказался среди чудовищ, которые набросились на него и стали разрывать на части. Последнее, что понял директор десятой школы, это то, что пионерка вцепилась зубами ему в нос, потом все исчезло.

Сергей не стал смотреть, что будет со Львом Петровичем. Его это не интересовало. Он ждал.

Тот, кого он ждал, пришел с другой стороны. Он спокойно вошел в круг и остановился в полуметре от Сергея. Молодой человек глянул на отца, и то, что он увидел, ему не понравилось. Отец выглядел намного хуже, чем в прошлый раз. Черты его лица резко обострились, обозначив до предела то неприятное, что есть в любом лице. Немигающе смотрели на Сергея усталые глаза. Тонкие как нитки губы, словно с усилием произнесли:

– Ты пришел?

– Пришел.

– И что ты хочешь?

– Знать правду.

– Как люди хотят знать то, чего им знать не следует. Ты очень этого хочешь?

Сергей задумался.

– А зачем я тогда все это сделал? Ради забавы?

– Это верно. Что ж, спрашивай.

– Я тебя уже спрашивал. Назови мне причину твоей гибели.

– Я тебе скажу. Очень скоро скажу. Давай пока выйдем отсюда. Я тебя провожу к выходу.

Они вышли из круга и быстро оказались за дверью, которая открылась перед ними и крепко захлопнулась за их спинами.

– Как ты вообще живешь? – спросил отец.

– А разве ты не знаешь?

– Знаю. Ни с кем не видишься, ни с кем не общаешься. Весь в искусстве. Ну и как, тебе нравиться?

– Вообще-то интересно. Даже очень. Никогда бы не поверил, что такое возможно.

– Возможно и не такое. Но вот зачем ты с девушкой своей порвал? Она такая милая. Ведь ты ее любишь? Любишь. Поэтому и порвал. Правильно сделал. Женщинам нет места в таком деле. Теперь ты обрек себя на одиночество. Вечное одиночество. Кстати, насчет Вали. Ты не хочешь узнать про нее кое-что интересное?