Энн Райс - Мэйфейрские ведьмы

Вопреки своим ожиданиям я не ощутил дуновения теплого ветерка. Возможно, расстояние было слишком велико. А возможно, я ошибся в своей догадке о том, кем на самом деле был таинственный незнакомец.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я вновь повернулся к Кортланду.

— В этом маленьком зеленом уголке покончила с собой молодая женщина, — сказал он, — Говорят, с той поры раз в год вода окрашивается ее кровью.

— Потрясающая история, — едва слышно откликнулся я, глядя, как он берет в руки стакан с водой и подносит его к губам. Действительно ли он запивал свои таблетки, не знаю. Пузырек исчез. Покосившись на свой бурбон с водой, я твердо решил, что ни за какие блага в мире даже не прикоснусь к нему. Моя ручка по-прежнему лежала на столе возле дневника, и я машинально спрятал ее в карман, Занятый своими мыслями о том, что только что произошло, я не имел ни малейшего желания разговаривать.

— Что ж, мистер Лайтнер, быть может, пора перейти к сути нашей с вами встречи.

Кортланд вновь одарил меня ослепительной улыбкой.

— Да-да, конечно.

Что чувствовал я в тот момент? Возбуждение? Любопытство? Наверное, и то и другое. Передо мной сидел сын Джулиена Мэйфейра Кортланд, который только что подсыпал в мой бокал смертельный яд и был уверен, что на этом все и закончится. И внезапно перед моим мысленным взором предстала вся мрачная история этого семейства. Только на этот раз частью ее стал и я сам. Я был не в Англии и не читал документы, уютно устроившись в библиотеке, — я был здесь, в Новом Орлеане.

Возможно, на лице моем промелькнула улыбка. Однако я знал, что за столь странным всплеском эмоций, последуют боль и страдания. Этот проклятый сукин сын пытался убить меня.

— Я прочел ваше письмо — о Таламаске… и обо всем остальном. — наиграно веселым тоном заговорил Кортланд. — Мы бессильны в этих обстоятельствах. Мы не можем заставить ваших людей обнародовать имеющуюся у них информацию о нашей семье, поскольку она является сугубо частной и не предназначена для публикации или использования в каких-либо неблаговидных целях. Однако мы не можем запретить собирать ее, ибо никакие законы вы не нарушаете.

— Надеюсь, что так оно и есть.

— Тем не менее в наших силах максимально осложнить вам жизнь и сделать так, что ваши агенты и на пушечный выстрел не смогут приблизиться к кому-либо из членов нашей семьи и принадлежащей нам собственности. Хотя… Это будет стоить недешево, а главное, едва ли остановит вас, если вы действительно те, за кого себя выдаете. — Он замолчал, глубоко затянулся сигаретой и бросил взгляд на мой бурбон с водой. — Я заказал вам не тот напиток, мистер Лайтнер?

— Вы вообще не заказывали что-либо конкретное, — ответил я. — Официантка принесла то, что я пил здесь весь день. Мне следовало остановить вас, поскольку выпил я уже вполне достаточно.

Обращенный на меня взгляд Кортланда сделался вдруг жестким. Маска наигранной веселости исчезла. И в этот момент его непроницаемое, лишенное притворного выражения лицо показалось мне едва ли не молодым.

— Вам не следовало ездить в Техас, мистер Лайтнер, — холодно произнес он. — Вы не имели права расстраивать мою племянницу.

— Согласен. Однако я вовсе не желал расстроить ее. Я хотел лишь предложить свою помощь. Меня крайне беспокоит ее судьба.

— Весьма самонадеянное заявление, мистер Лайтнер. Вы и ваши лондонские друзья ведете себя бесцеремонно. — В его голосе мне почудились гневные нотки. Быть может, однако, это было лишь раздражение, вызванное моим отказом выпить бурбон.

Я долго не сводил с него пристального взгляда, в то время как разум мой постепенно опустошался, пока в конце концов не избавился от всего постороннего; я перестал воспринимать звуки, движение, окружающие цвета — остались лишь его лицо и тихий голос, рассказывающий о том, что мне хотелось узнать.

— Вы считаете нас самонадеянными и бесцеремонными? Пусть так, — заговорил я. — Но тогда позвольте вам напомнить, что отцом Шарлотты, родившейся во Франции в 1664 году, был не кто иной, как наш агент Петир ван Абель. Впоследствии, когда он прибыл на Сан-Доминго, чтобы навестить Шарлотту, она посадила его под замок. И прежде чем ваш призрак Лэшер умертвил его на пустынной дороге вблизи Порт-о-Пренс, Петир совокупился с собственной дочерью и, таким образом, стал отцом ее дочери — Жанны Луизы. А это означает, что он приходился дедом Анжелике и прадедом Мари-Клодетт, которая построила Ривербенд и учредила ваш семейный закон о наследовании. Если я не ошибаюсь, в настоящее время именно вы от имени Дейрдре распоряжаетесь наследием Мэйфейров. Вы успеваете следить за моей мыслью, мистер Мэйфейр?

Кортланд явно не в силах был ответить. Он сидел совершенно неподвижно, забыв о тлеющей в пальцах сигарете, и пристально смотрел прямо на меня. Внимательно наблюдая за его реакцией, я продолжил:

— Итак, ваши предки одновременно являются потомками нашего агента Петира ван Абеля. Мэйфейрские ведьмы и Таламаска связаны тесными узами. Существует и целый ряд других сближающих нас обстоятельств. За прошедшие годы их накопилось немало. Взять хотя бы, к примеру, Стюарта Таунсенда, нашего агента, бесследно исчезнувшего здесь, в Новом Орлеане, в 1929 году. Это случилось после того, как он встретился со Стеллой. Вы помните Стюарта Таунсенда? Тайна его исчезновения так и осталась нераскрытой.

— Вы безумец, мистер Лайтнер, — ответил Кортланд. Все с тем же непроницаемым выражением лица он глубоко затянулся и резким движением сломал в пепельнице всего лишь наполовину выкуренную сигарету.

— Да, это ваш призрак, Лэшер, убил Петира ван Абеля, — спокойно подтвердил я. — Ведь это его я только что видел, не так ли? Вон там. — Я махнул рукой в сторону садика, — И теперь он сводит с ума вашу племянницу. Или я не прав?

В облике Кортланда произошла весьма заметная перемена. Он был в полном замешательстве, и теперь его красивое, обрамленное темными волосами лицо выражало растерянность и простодушную невинность.

— Вы говорите все это вполне серьезно? — Пожалуй, это были первые искренние слова, произнесенные им с момента прихода в бар.

— Конечно, — ответил я. — С какой стати мне пытаться обмануть человека, способного читать чужие мысли? Согласитесь, это было бы глупостью с моей стороны. — Я покосился на свой бокал, — Впрочем, не менее глупо ожидать, что я выпью этот бурбон и умру от отравления тем ядом, который вы в него подмешали. Ведь именно так погиб Стюарт Таунсенд, а после — Корнел Мэйфейр, не правда ли?

Взгляд Кортланда по-прежнему ничего не выражал, но я ясно видел, до какой степени он потрясен моими словами.

— Ваши обвинения слишком тяжки, мистер Лайтнер, — едва слышно произнес он.