Ирина Верехтина - Исчезнувшие

А к лагерю вышли с другой стороны. Иван с Маритой нам обрадовались. Крепления Лера купила новые, вернула пару. Иван на неё так смотрел… И она смотрела. А ещё мы хлеба привезли, каждый по буханке, девять буханок. Магазин далеко, на лыжах не дойдёшь, завалы, а по шоссе идти три часа.

А тут мы – из рюкзаков буханки вынимаем! Марита на радостях пирогов нам дала с собой. Перчёные, душистые, вкуснющие. В кипящем масле жаренные. Мы на привале объелись, Гордей ругался, что не дойдём, столько сожрамши. Так и сказал, сожрамши.

Какие же сволочи на Гордея жалобы писали? Он ведь не для себя, он для людей, для нас всё делает. Жалко, что в турклубе не знают, какие у нас маршруты и какая группа дружная.

Марита песни пела молдавские, Юля с Любой слова записали, споют на Натальином дне рождения, это будет 22 декабря. Она привал попросила в подарок, на Синеозере. Подарочный привал, вот здорово! Юлька с Любой ради такого случая гитары принесут. Загубят инструмент. Если чехлы тёплые, может, ничего.

Натальин день рождения был первым в группе, остальные все летошные, как сказала бы Сидоровна. А первый блин у хозяйки всегда выходит комом: и соли маловато, и тесто густовато, разбавить надо.

С днём рождения вышло примерно так же.

На «подарочном» привале, в километре от Синего озера, побросали рюкзаки и поехали кататься. Сторожить остались Надя с Васькой, ну и снег разгребут заодно, для костра и восьмерых «приглашённых».

Впрочем, двое явились без приглашения: Люба с Юлей прихватили с собой мальчиков из института бизнеса, которых Гордеев почему-то невзлюбил. Заарканили наших соболюшек, теперь не перепутать бы, какая чья. «Мальчики» привезли устрашающее количество водки и сухого вина, и Гордеев им объяснил, что группа спортивная, сухой закон, по праздникам по чуть-чуть, и километраж по праздникам не отменяется. В таком вот духе. Мальчики от гордеевского неслабого тона опешили. Пошептались с двойняшками, и все четверо надулись. Детский сад.

– Ладно. Инструктаж окончен, – Гордеев решил не перегибать палку. – Если вы с нами, то остаётесь костровыми. Ваша задача расчистить площадку на одиннадцать человек и кострище. Так, чтобы всем места хватило и ходить можно было.

Парни недоумевали: снега по пояс, куда его девать? Им объяснили – куда, сунули в руки фанерки, и вчетвером они расчистили довольно большую площадку. Ваське с Надей ничего, привычные, а мальчики слегли. То есть, натурально: улеглись на снег и дышали как умирающие, по выражению Нади. Или вообще не дышали.

Синее озеро встретило ветром и солнцем, снег сверкал и переливался миллиардами огней. По озеру неслись как на крыльях, по длинному кругу вдоль берегов (по центру Гордей не разрешил: «Провалитесь, до берега вас тащить умаемся»). От ветра Наталья раскраснелась, в глазах цвета тёмной черешни плескалось солнце, или Гордееву так казалось. Да она молодая совсем. И красивая, и волосы красивые. И – одна, это сразу видно. Почему?..

С Валерой Наташа познакомилась в школе танцев, абонемент стоил недорого, а танцевать научиться хотелось. Парень оказался на удивление галантным, трогательно ухаживал, пел по телефону романсы. Наташа была на седьмом небе от радости, от гордости, от счастья. И переехала к жениху в подмосковное Струнино, не слушая маминых возражений. Хватит, наслушалась.

Жениться жених не торопился. «Молодые» обитали на съёмной квартире, за которую платили пополам. Недорого, потому что далеко от Москвы. Наташа хотела учиться, Валерка резонно возражал: «А жить мы на что будем?» и предлагал поискать работу, где больше платят, и не маяться маятой.

Маятой он называл её тоску по музыке, книгам, спектаклям, концертам, то есть – жизнь. Жизни не было, работы тоже не было (пришлось мыть подъезды и подметать дворы), а книги она брала в библиотеке, но читать их было некогда. Выходные мало отличались от будней: муж валялся на диване с банкой пива и пультом, телевизор орал, в стенку настойчиво стучали, Валерка приглушал звук, чтобы через пять минут включить снова.

«Что у вас телевизор весь день орёт? Житья нет от вас. Сказала бы своему» – жаловались соседи, и это «своему» примиряло Наташу с действительностью.

В Москву она приезжала нечасто. Валерка в такие дни отправлялся к своим – к матери и старшей сестре, жившим в том же Струнино и за два года ни разу их не навестившим. Обиделись на Наташу: московскую квартиру матери оставила.

Мама всплескивала руками, тащила дочь на кухню и кормила макаронами. В Струнино макароны невкусные, серые, а мамины – тают на языке. Она отвыкла от московских макарон и от московской жизни, поняла Наташа.

– Тебе сахарком посыпать или с соусом поешь? – спрашивала мама. «Всё экономит» – с неприязнью думала Наташа. Они с Валеркой ели макароны с тушёнкой.

– Ма, а пианино ты в другую комнату переставила? Как ты его двигала, оно ж тяжеленное!

– Продала. За квартиру я одна плачу, ты не помогаешь. Да за свет сколько плачу. Ты бы мне денежек дала.

Денег у Наташи не было, все уходили на квартиру и на питание. И на пиво Валерке. Мать не обижалась и винила во всём отца: «Сам как сыр в масле катается, а у меня супчик на водичке, угостить нечем. Ты бы батареи мне покрасила, краска старая под ванной, может, сгодится».

«Супчик на водичке» мирно уживался с новыми стеклопакетами и итальянской мебелью, но Наташа ничего не сказала, молча полезла под ванну…

От краски, щедро разбавленной уайт-спиритом, её мутило, и купленный в подарок торт, с которым они пили чай, пах краской, и чай тоже пах. Кухня была тёплая, чистая, уютная, телевизор «Самсунг», на окне турецкая органза. Наташа мечтала купить такую, и телевизор новый (у них с Валеркой старенький, хозяйкин). Но никак не могла собрать деньги, хотя работала на трёх участках, и Валерка работал.

В Струнино она приехала с одной лишь мыслью: лечь и закрыть глаза. Муж взглянул на неё и без слова приглушил звук в телевизоре. «Наташ, ты чего такая? Может, чаю согреть? Я тебя ждал-ждал… Сосиски сварю, будешь? А с чем будешь?»

И тут дверь распахнулась, бацнув с размаху о стенку, и в комнату без стука ввалилась Натальина несостоявшаяся свекровь.

И с порога начала орать, что Наташка (она так и назвала её, Наташка, как дворовую девку из сериала «Петербургские тайны») не ухаживает за мужиком (она так и говорила о сыне – мужик), не может наладить нормальный быт (почему она? почему не муж?), не умеет зарабатывать (да она зарабатывает больше Валерки!) и едет на её сыне, и вообще, вряд ли Наталья сможет её понять, зря она перед ней распинается. Ты своего роди, воспитай-вырасти, а потом придёт вот такая и будет пивом дешёвым спаивать кровиночку, что за дрянь ты ему покупаешь? Даже ребёнка родить не можешь!