Ирина Верехтина - Исчезнувшие

В следующий раз он протащил её по глубокому снегу, по целику, и заставил тропить лыжню, игнорируя протесты и заявления типа «ты совсем уже». Лера выдохлась, шла из упрямства, пока не упала. Иван похвалил её за падение. Оказывается, она упала правильно, на бок, а неправильно она уже умеет, пошутил Иван, и Лера не обиделась, у неё уже сил не было обижаться.

Она научилась тропить, перешагивать канавы и деревья (боком Лера умела, Иван научил по-другому: если поставить лыжу грузовой площадкой на дерево, она не сломается).

– Это как?

– Это ботинком.

– Ты как наш Виталик, всё знаешь.

– А я книжку прочитал, техника ходьбы на лыжах. А Виталик ваш откуда такой умник выискался?

– А он спасателем работал, на Кавказе. На Чегете. Ему не верит никто, потому что врёт много. А я верю. Он мне про лыжи столько всего рассказал!

– Он рассказал, а я показал, теперь всех обгонишь в группе. И уставать не будешь. Не пыхти, мы пришли уже.

Лера отстегнула крепления. Без лыж ногам стало легко, просто замечательно.

– Вань, я обратно не дойду. Может, тут автобус ходит? Или…

– Тут ничего не ходит, дорога тупиковая, к лагерю. А автобус в другой стороне, где дачи. Далеко. Я тебя на санках отвезу. Хочешь?

Лера хотела. Она устала, в ногах появилась противная слабость, и жалко было Ивана, которому придётся везти её три километра на санках. Она даже удивилась: впервые в жизни ей кого-то жалко.

– Я привычный. С бойни мясо вожу, когда головы, когда передок, а когда и полтуши. Ты меньше весишь, чем свинья. Довезу.

Лере никто ещё не говорил, что она весит меньше, чем свинья. Комплимент, однако. Другому бы такого не простила, а Ивану прощала, у него выходило не обидно. И улыбка добрая. И глаз с неё не сводит.

Иван смотрел не так как другие: без оценки, с обожанием в глазах. Лере нравилось, как он смотрит. Нравилось как хлопотала вокруг неё Марита, усаживала гостью поближе к печке на низенькую скамеечку, приговаривая: «Ты ноги-то вытяни к огню, небось, заколели». Разглядывала Лерину куртку, ощупывала, восторгалась:

– Это где ж такие продают?

– Да я не помню, по случаю купила, – отзывалась Лера, которая отлично помнила, что купила куртку в Греции, куда «Кремлёвский балет» летал на гастроли. Давно.

Ещё ей нравились пирожки. Вкусные, начинка сочная, специй многовато, можно бы поменьше… Многовато.

Пирожки с требухой, с мясным фаршем и с печенью Марита продавала на дачах, с требухой отдавала дешевле, с печенью стоили дороже. Их покупали охотно – сдобренные специями, жаренные в кипящем масле, в большом котле, найденном Иваном на лагерной кухне.

«Возьми пирожка-то, скушай хоть парочку. Корочка хрустящая, тесто пышное, воздушное, начинка во рту тает» – выпевала-выговаривала Марита, угощая Леру. Один, пожалуй, можно съесть, после Ивановой неслабой тренировки. А рука сама тянулась к миске, полной пухлых румяных пирожков.

Они неплохо устроились, лениво думала Лера.

Они неплохо устроились. Вещи сбывали на блошиных рынках, которых много, и на всех продают старьё. А у Мариты костюмы лыжные, красивые, куртки новые почти, анораки фирменные.

Лыжные ботинки тоже можно бы продать, да приметные больно. Да и покупателей обыщешься. Ботинки жгли в костре. Кишок на бойне – бери не хочу. Иван и брал. Кишки набивали фаршем, который Марита крутила на промышленной электрической мясорубке «FAMA», позаимствованной Мунтянами в кухонном блоке (второе разбитое окно, которое видел Гордеев). Одной оказалось мало, и Иван припёр вторую, не сомневаясь в безнаказанности содеянного: не украл, на время взял, да и спрашивать не с кого будет, долго здесь оставаться опасно. Вышак отменили, зато пожизненку оставили, будут с Марюткой супчик из килек хлебать. Суп Иван любил наваристый, с мясом.

Коптильню он смастерил из железной бочки. Колбасу поставляли в частный ресторанчик на станции, на лыжах идти два часа. Осенью-то хуже приходилось: через болото по вешкам, потом по ручью до железки, потом по шпалам до самой станции. А куда денешься? По дороге не пойдёшь, примелькаешься, с коробом за плечами. По болоту да ручью – оно, конечно, маетно, с поклажей-то. Зато спокойнее: из леса явился, в лесу растворился. И нет тебя.

Весной по болоту не пройти, но весной их здесь уже не будет. Иван по Киевской дороге такой же лагерь присмотрел, туда и переберутся брат и сестра Берёзы.

3 января 2019. Они неплохо устроились, эти отшельники Лыковы. И не похоже, что брат и сестра, наверное, муж и жена. А зачем тогда врут? Типичные маргиналы, но доброжелательные, и в доме чисто.

Новогоднего похода не было. Гордеев сказал, что пить всю ночь, а потом на лыжах ёлки лбом считать – неспортивно. Никто и не спорил. Так что отмечали кто где. Гордеев со своей Антониной, я с родителями, мы всегда так отмечаем новый год, Юлька с Любой на даче, с мальчишками своими и с родителями. Им там воли не дают, всё под контролем. Леру спрашивать бесполезно: молчит и ничего не говорит. И улыбается. А глаза шальные какие-.то.

Лось с Виталиком махнули в горы, на Чегет, и Васька с ними. На две недели. Так что Старый новый год будем отмечать без них. Наш первый поход в 2019 году будет праздничным, и это символично: как встретишь год, так его и проведёшь.

Гордеев воспрянул духом: даже при отсутствии троих всё равно получается восемь человек. Непотопляемая группа.

Юлины-Любины мальчики вели себя как завзятые походники: нашли и распилили сухостоину, развели костёр, прикатили «диваны» (брёвна, на которых сидеть), вместе с Гордеевым натянули трос, котлы набили снегом и подвесили на крючьях.

– Суп сегодня отменяется, зато чай будет со стационарным тортом, – сказал Гордеев (прим.: стационарный торт – купленный в магазине и чудом донесённый до привала в рюкзаке, попробуйте на лыжах ехать в темпе и с тортом, узнаете). И водрузил на расстеленную на снегу скатерть коробку с «Наполеоном» и бутылку шаманского. И ещё одну. И ещё одну.

Лера потянулась за бутылкой, обхватила длинными пальцами, как гитарный гриф. Изучила этикетку и радостно объявила:

– Это ж сдохнуть можно! «Ив роша»! Я думала, дрянь какая-нибудь отечественная. Это я буду. И вот это. – Голубева извлекла из рюкзака квадратную бутылку, по виду двухлитровую. «Мэйкерс марк, виски бурбон», знай наших.

Любины-Юлины мальчики оживились, поглядывали на Леру с уважением. Они принесли водку «Хаски» и ликёр для соболюшек, как они звали девчонок. Водку Гордеев велел убрать (бурбон с водкой мешать неспортивно). Мальчишки подчинились без слова: бурбон никогда не пробовали, он стоит запредельно. Сегодня попробуют.