Ирина Верехтина - Исчезнувшие

На уроках Ирочка предпочитала молчать, отказываясь от заслуженных пятёрок, лишь бы не слышать мерзкий шепоток: «Опять гундосая загундела». По этой же причине она игнорировала факультативные занятия для отстающих по физике и химии, и до сих пор не понимала, что такое электрический ток и что такое валентность. Зато читать умела с четырёх лет, и сказки запоминала дословно. Она была девочкой с секретом, девочкой-шкатулкой, и никто кроме родителей не знал, на что она способна и что умеет делать.

Поступить во ВГИК у неё получилось, помогли связи родителей, ну и деньги, конечно, помогли. А вот работать по специальности не получилось, не смогла устроиться. Денег хватало, а счастья не было, и жизни не было. Из-за своей робости и всегда опущенных глаз (ей слишком хорошо помнились насмешки одноклассников) Ирочка не могла поддержать беседу, и её считали нелюдимой.

Дружила она только с Димой Лосевым, с которым жила в одном подъезде. Надежды на то, что дружба перерастёт в нечто большее, не было никакой: Лось был верным другом и никудышным женихом, и его интерес к Ирочке был как строчка из песни: «Люблю тебя я до поворота, а дальше как получится»

«До поворота» Ирочке не хотелось, а в загс Лось не приглашал, да и другие не приглашали, так что – приходилось притворяться оптимисткой, довольной жизнью. Получалось хорошо, не зря она окончила ВГИК, всё же чему-то научилась. И никто не догадывался, как ей не хочется возвращаться домой – в однокомнатную тесную квартирку на первом этаже, доставшуюся от бабушки.

Ирочка жила здесь с двадцати четырёх лет, оформила право на наследство и переехала от родителей. Потенциальные женихи у Ирочки сменялись один за другим, и когда она наконец поняла, что им нужна вовсе не она, Ирочка Романенко, а её квартира, в которой было уютно, чисто, сытно и удобно (ключевое слово), – когда Ирочка это поняла, жить стало скучно и тоскливо, а из женихов остался один Лось, который помнил Ирочкину бабушку и с которым у них были общие воспоминания (о бабушке).

Ирочке льстило близкое знакомство с «настоящим» спортсменом, жившим, к тому же, по соседству. Дима её любил, был потрясающе нежен, а ещё он был потрясающе необязателен и надолго пропадал (поскольку Ирочка у него была не одна). Она спасалась шитьём, заполнявшим все вечера. Покупала абонементы в бассейн и фитнес-клуб. Ещё она пробовала ходить в лыжные походы, но там с ней всегда что-нибудь случалось: то мозоль натрёт, то воздухом морозным надышится и всю неделю лечит горло, которое хрипит и сипит, несмотря на закалку.

Она ждала субботы и радовалась, что Лось наконец-то пригласил её в свою компанию (а раньше даже не заговаривал об этом), где «все наши тебе обрадуются», и она, Ирочка, тоже станет «нашей». И никому не скажет, где работает и чем занимается, потому что девушки из группы непременно пристанут к ней с шитьём, а когда узнают расценки, расстроятся: никаких денег не хватит, и не докажешь, что она не жлобиха и не скупердяйка, а просто мастер эксклюзивного пошива. Нет, об этом лучше молчать. Она и молчала.

Тихая серенькая мышка? Как бы не так!

Бассейн и фитнес-клуб сделали своё дело: фигура у Ирочки была дивно хороша, её не портила даже обмотанная шарфом шея, а розовые от мороза щёки и шапочка с забавными шерстяными косичками сводили на нет Ирочкины сорок лет, и она казалась молодой, хотя была ровесницей Лося.

Васька смотрел на неё, как казалось Наде, влюблёнными глазами, и забрасывал вопросами про ВГИК, и словно бы невзначай сообщил, что учится в Щукинском, на четвёртом курсе, и теперь уже Ирочка задавала вопросы, а Васька отвечал, интимно (как казалось Наде) склоняясь к розовому Ирочкиному уху.

Надя на него обиделась. То столовое серебро дарит и каждый день звонит, а как только в группе новая юбка появляется, в упор Надю не видит. То есть, не юбка, а штаны – горнолыжные, всем на зависть.

– Ты и на горных лыжах катаешься? – интересовался Гордеев.

– Не-а, я на лыжах не умею, – простодушно отвечала Ирочка. – Я на доске катаюсь. На доске проще, на ней останавливаться удобно, на любом склоне, даже почти вертикальном.

И снова все замолкали, и смотрели на Ирочку с восхищением. На Надю так никогда не смотрели. А ведь она окончила консерваторию, это вам не Щука и не ВГИК, это в разы серьёзнее и труднее.

Тем временем Лось вспомнил о Лере Голубевой.

– Лера опять не пришла. Всю зиму с нами ходила, теперь не ходит. Странно.

– Ты сам виноват. Сало таскаешь каждый раз, а ей нельзя.

– Так она его и не ела, сало.

– А пахло-то как! Ты ж его над огнём жарил, с шампура капало, аж шипело… Она и не выдержала.

– Ей без Виталика скучно, цепляться не к кому. Виталик номер отколол, в Белгород уехал. Вернётся, от матери в лоб получит, Голубевой позвонит… Заявятся оба, и вздрогнем.

Надя обречённо слушала, как смеялся Лось, как хлопал себя по коленям Гордеев, как заливался Васька, поглядывая на Ирочку… И ждала, когда же кончится привал. Ей не хотелось смеяться. Потому что её снова бросили. Её всегда бросали те, кого она любила и кто любил её. Сначала умерла бабушка, потом любимая учительница вышла на пенсию, а Надю перевели к другой, и с ней уже не было тех доверительных отношений, которые были с Анной Семёновной.

А теперь её бросил Васька, которому сегодня не до неё, глаз положил на эту Ирочку. Она стройная, спортивная, а Надя не спортивная. Ну и пусть. Не очень-то и хотелось.

С завтрашнего дня никаких пирожков и строгая диета, пообещала себе Надя. Они с Васькой поженятся, и не будет никаких Ирочек, и никаких девочек с Васькиного четвертого курса, о которых он рассказывал Наде по телефону каждый вечер, и они каждый вечер ссорились. Типа они – будущее Российской культуры. Васька так и сказал, его заносит иногда. А Ирочка, понятное дело, будущее российского кинематографа.

А у неё, Нади, будущее – скучно-педагогическое.

Когда они с Васькой познакомились, это самое будущее подкатилось под ноги дорожкой, беги-догоняй… Васька так трогательно её опекал, даже рюкзак отобрал, в их первом походе, когда не пришёл Гордеев. Обвешанный рюкзаками Васька напоминал верблюда-мутанта: один горб спереди, другой сзади. Зато Наде было легко, она справилась с темпом, а потом втянулась и шла как все, и Васька учил её, как надо правильно дышать и как собирать рюкзак, чтобы не класть лишнее.

В походах не принято никого опекать: не можешь, не выдерживаешь темп – не ходи с нами. Найди группу с подходящим темпом и километражем, где тебе не будет тяжело. Групп много, найти всегда можно. Надя и нашла – свою, гордеевскую, только что-то ей плоховато сегодня, метель, повышенная влажность, в глазах смеркается, вот-вот в обморок хлопнется. Надя никому не признавалась, что «хлопалась в обмороки», даже Ваське.