Ширли Джексон - Птичье гнездо [litres]

Бетси нравилось делать остальным мелкие пакости. Несколько раз Элизабет приходила ко мне, совершенно выбившись из сил, потому что Бетси украла и спрятала все ее деньги. Бедняжка Элизабет шла пешком, лишь бы не оставаться дома. Видимо, во время таких прогулок несчастное создание, которым вечно помыкали другие личности, могло хотя бы ненадолго почувствовать себя свободным.

Бесс очень щепетильно относилась к деньгам и ужасно не любила тратить их на других. Она злилась на тетю за каждый пенни, израсходованный на домашние нужды, а сама спускала огромные суммы на одежду и украшения. Излюбленной шуткой Бетси, неизменно доводившей Бесс до бешенства, было, овладев мисс Р., раздавать богатства Бесс первым встречным. Бетси подарила дорогое пальто старушке, которая приходила к ним убираться, щедро подавала милостыню нищим на улице (мне кажется, когда поблизости возникал кто-то, нуждавшийся в деньгах, у Бетси было больше шансов выбраться наружу, поскольку Бесс при мысли, что она лишится драгоценных пенни, приходила в волнение, а волнение делало ее уязвимой; впрочем, возможно, во мне говорит неприязнь к Бесс) и каждый раз издевалась над Бесс, уступая ей место ровно в ту минуту, когда обрадованные люди принимались от всей души благодарить щедрую девушку. Бесс подолгу ходила за покупками и часто думала (как выяснилось, она знала далеко не обо всем, что делала Бетси), будто вернулась из магазина, хотя на самом деле остальные в это время были у меня на приеме. У нас сложилось своего рода тайное общество, и Бетси стояла настороже. В течение нескольких месяцев после моего разговора с Бесс она с радостью охраняла нас, пока я беседовал с Элизабет или Бет. Едва почуяв приближение Бесс, Бетси поспешно выводила мисс Р. на улицу и к приходу Бесс уже стояла, разглядывая какую-нибудь витрину. Кстати, больше всего Бетси любила спортивный магазин в доме напротив. Ее веселило недоумение Бесс: та никак не могла понять, чем ее привлекает спортивный магазин, только знала, что несколько раз ноги сами приводили ее туда и она как завороженная рассматривала теннисные ракетки, удочки и клюшки для гольфа.

Подробно расспрашивая мою пациентку, я с радостью обнаружил, что Бетси, которая без зазрения совести строила каверзы остальным, а потом рассказывала мне о своих проделках, испытывала благоговейный страх перед тетей и иной раз, боясь, что та узнает о ее существовании, держала себя в руках. Похоже, все девушки вели себя хорошо в присутствии тети Морген, и я уверен, что тетя, пусть и понимавшая, что с племянницей творится неладное, понятия не имела о реальном положении дел.

Отношение Бетси ко мне сильно изменилось. Мы по-прежнему не могли полностью доверять друг другу, однако она знала о нашей вражде с Бесс и чувствовала, что, если мне придется выбирать, я выберу добро, а под добром Бетси понимала исключительно себя. Я был очень ей благодарен – сколько раз она помогала мне добиться чего-то от Элизабет или Бет. Я твердо знал: полноценной может стать только та личность мисс Р., которой известны все подробности ее жизни, – и хотел любой ценой сделать сильнее Бет, постепенно подвести ее к полному осознанию себя. Бет уже знала об Элизабет, и я рассказал им обеим о Бетси и Бесс, долго и терпеливо объясняя, что к чему. Проникнуть в мысли Бетси и Бесс они по-прежнему не могли, да и сами Бетси и Бесс время от времени полностью вытесняли друг друга, так что Бетси ничего не знала о Бесс, а Бесс – о Бетси. Чем ярче становились черты каждой из четырех личностей, тем больше они отдалялись друг от друга, и там, где раньше была трещина, теперь зияла пропасть.

Я постепенно привык к нашей небольшой компании, нам было весело вместе. Элизабет и Бет поражались тому, что Бетси все о них знает, и, думаю, Бетси по-своему к ним привязалась. Бет она всегда недолюбливала, а вот Элизабет взяла под опеку и несколько раз выручала в беде, хотя та даже не просила. Неутомимая Бетси то и дело развивала какую-нибудь бурную деятельность. Дважды очень усердно, но не очень аккуратно постирала и погладила все вещи Элизабет. А один раз Бесс надела блузку, которую Бетси только что погладила, и Бетси, разозлившись, вылила ей на голову чернила. Конечно, несмотря на заботу Бетси, Элизабет по-прежнему была объектом ее шуток, только теперь, когда Элизабет попадалась в расставленную ловушку, мы знали: Бетси будет искренне просить прощения и уверять, что ловушка предназначалась для Бесс.

В моих записях неоднократно упоминаются проделки неуемной Бетси. Она постоянно что-то разливала, рвала или прятала. Уходила подальше от дома, заведя Бет или Элизабет в незнакомый район, и бедняжкам ничего не оставалось, как плестись домой, еле передвигая уставшие от быстрого шага Бетси ноги. Однажды ночью запустила Бесс под одеяло пауков, так что та верещала на весь дом. Бетси дарила мне всякие мелочи, украденные со стола Бесс, а как-то принесла красную коробку из-под конфет с собственными письмами, которую взяла у Элизабет. Я показал коробку Элизабет – она была потрясена, однако призналась, что начала получать письма еще во время работы в музее. Как ни странно, когда выяснилось, что письма писала Бетси, их с Элизабет взаимная привязанность стала только крепче. Бетси теперь редко – только будучи в дурном настроении – мучила Элизабет болями и вымещала всю злость на Бесс, а узнав, что я не одобряю такое поведение (жалости к Бесс я, впрочем, тоже не испытывал), перестала делиться со мной подробностями своих шуток, и в течение нескольких недель я почти ничего не знал о Бесс. Бетси не хотела рассказывать, а Бет и Элизабет не могли.

Это время, которое я позволю себе назвать золотой порой мисс Р., внезапно закончилось, когда в один прекрасный день вместо Элизабет, Бет или Бетси мисс Хартли, к моему удивлению и ужасу, ввела в кабинет Бесс. Я почти забыл ее острое лицо с колючим взглядом, неприятный голос, грубые манеры, и мне не доставляло никакой радости видеть их снова. Я хотел как следует подготовиться к этой встрече, но не успел. Бесс метнулась к креслу, села и снисходительно улыбнулась.

– Должно быть, не ожидали меня увидеть, – сказала она и, когда я коротко согласился, добавила: – Надеюсь, вы не держите на меня зла.

– Нет, – соврал я.

– Видите ли, после недавней смерти матери я сама не своя.

– Мне жаль, – сухо ответил я, – что вы еще не оправились после потери.

Она взглянула на меня с подозрением и, устроившись поудобнее, пояснила:

– Поэтому я пришла. Восстановление идет не так быстро, как должно, и меня беспокоит мое здоровье.

– Напомните, когда это случилось? Как давно умерла ваша мать?

– Три недели назад.

– По-прежнему три недели? – удивился я. – Я точно помню, вы сказали…