Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

– Рассказывай дальше, Кори. Давайте послушаем историю этого вождя. Как его звали?

– Я не знаю. Может быть… Бегущий Олень, я еще…

– Нет, это имя не подходит, оно какое-то девчоночье! – заявил Бен. – У вождя должно быть имя воина. Например, Большое Грозовое Облако!

– Большое Грозовое Хныканье! – хихикнул Дэви Рэй. – Очень подходит тебе, Бен.

– Вождя звали Раскат Грома, – сказал Джонни, глядя мне прямо в глаза и не обращая внимания на пререкавшуюся парочку. – То есть не совсем так. Его звали Пять Раскатов Грома. Потому что он был высок, силен, мрачен и…

– Косоват, – подал голос Дэви Рэй.

– Скорее, косолап, как медведь, – закончил обсуждение Джонни, и Дэви Рэй перестал хихикать.

Я какое-то время молчал, глядя на наконечник, который поблескивал на моей ладони.

– Давай, Кори, – тихо, но настойчиво повторил Джонни. – Расскажи нам историю об этом вожде.

– Вождь Пять Раскатов Грома, – задумчиво проговорил я, пытаясь соединить воедино отдельные фрагменты истории, при этом сжимая нагревшийся в ладони кусок кремня, – он был чероки.

– Нет, из племени крик, – поправил меня Джонни.

– Хорошо, он был из племени крик, и до него у них вождем был его отец, который погиб на охоте. Отец ушел охотиться на оленей и не вернулся. Его нашли уже умирающим: он сорвался с утеса и разбился. Перед смертью старый вождь успел рассказать своему сыну, что видел Первоснега. Да, именно так. Он видел Первоснега так близко, что отчетливо разглядел его белоснежную шкуру и рога, огромные, словно ветви дуба. Старый вождь сказал, что мир будет существовать до тех пор, пока в этих лесах будет жить Первоснег. Но если Первоснега кто-нибудь убьет, миру придет конец. После этого старый вождь умер, и Пять Раскатов Грома стал новым вождем вместо своего отца.

– Мне всегда казалось, нужно быть воином и сражаться, чтобы стать вождем, – заметил Дэви Рэй.

– А кто сказал, что Пять Раскатов Грома не сражался? – возразил я. – Всем была известна его воинственность. Ему пришлось вступить в борьбу со многими храбрецами, которые тоже хотели стать вождем. И все же он предпочитал жить с людьми в мире, а не сражаться. Не то чтобы он не умел драться, когда это было необходимо, он просто знал, когда лучше решать споры мирно, а когда дракой. У него был характер. Именно поэтому его звали не Раскат Грома и даже не Два Раската Грома. Пять Раскатов Грома не часто удавалось вывести из себя, но уж если это случалось, тогда берегись! Его гнев напоминал пять одновременных раскатов грома.

– Скоро звонок, – сказал Джонни. – А что было дальше?

– Он был вождем… гм… довольно долго. Пока ему не исполнилось шестьдесят лет. Тогда вождем стал его сын Мудрый Лис.

Я оглянулся на школу: дети уже потянулись на уроки.

– Люди запомнили Пять Раскатов Грома, потому что при нем все племена жили в мире. После смерти вождя индейцы взяли его лучшие наконечники для стрел и рассеяли по лесу, чтобы их нашли через сто лет. Потом люди из его племени вырезали его имя на скале и похоронили его на тайном индейском кладбище.

– Вот как? – хихикнул Дэви Рэй. – А где это кладбище?

– Не знаю, – признался я. – Это тайна.

Мои приятели тяжело вздохнули – зазвенел звонок, возвещавший начало занятий. Я вернул наконечник стрелы Джонни, и он снова завернул его в вату и спрятал в коробку для рыболовной наживки. Поднявшись, мы направились к дверям школы, вздымая башмаками облака пыли.

– Как ты думаешь, может быть, такой вождь, как Пять Раскатов Грома, действительно существовал? – спросил меня Джонни перед самой дверью.

– Само собой! – подал голос Бен. – Раз Кори говорит, что он был, значит так оно и есть.

Дэви Рэй издал звук, словно пустил ветры, но я был уверен, что он сделал это не ради насмешки надо мной. У него была особая роль в нашей компании – роль зубоскала и задиры, и он играл ее очень хорошо. Я отлично знал, кем был Дэви Рэй на самом деле, – ведь, в конце концов, именно он дал жизнь Пяти Раскатам Грома.

И тут я услышал крик Лэдда Девайна:

– Отойди от меня со своими беличьими головами!

Несколько девчонок завизжали, потом кто-то закричал. Демон была в своем репертуаре.

Как я и предсказывал, демонстрация киношных чудовищ всему классу вызвала недовольство Луженой Глотки. Она впала в такую ярость, по сравнению с которой гнев Пяти Раскатов Грома мог показаться детской забавой. Луженая Глотка хотела знать, известно ли моим родителям, каким мусором я забиваю себе голову. Она разразилась длинной тирадой: мол, как жаль, что все чистое и прекрасное в этом мире приходит в упадок, и почему я не читаю хорошие книги вместо этой макулатуры про монстров? Я тихо сидел за партой и молча внимал поучениям стоявшей рядом Луженой Глотки, как и подобало в моем положении. Но тут Демон открыла свою коробку, ткнув ее чуть ли не в лицо Луженой Глотки, – и зрелище четырех отрезанных беличьих голов с выковырянными зубочисткой глазами, по которым ползали муравьи, заставило учительницу поспешно вернуться на свою кафедру.

Наконец в три часа прозвенел звонок, и мы радостно покинули школу до следующего утра. В классе осталась лишь Луженая Глотка, крики которой скрипучим тихим эхом все еще звучали в наших ушах. На игровой площадке в теплом дневном воздухе стлались клубы пыли: школьники спешили воспользоваться дарами свободы. Как обычно, Дэви Рэй поддразнивал Бена, Джонни поставил на землю свою коробку, чтобы отомкнуть велик, я тоже опустился на колени, пытаясь разобраться с цепью, которой Ракета крепилась к ограде.

Дальнейшее произошло очень быстро. Обычно так и бывает.

Они появились из клубов пыли. Я почувствовал их прежде, чем увидел, и покрылся мурашками.

– Все четыре сосунка тут! – прозвучала первая насмешка.

Я резко повернул голову, потому что узнал этот голос. Дэви Рэй и Бен прекратили свою перепалку. Джонни поднял голову, и его глаза потемнели от страха.

– Вот мы их и накрыли, – проговорил Гота Брэнлин, из-за спины которого выглядывал Гордо. Их улыбки напоминали лезвия опасной бритвы, позади виднелись черные велики. – Ты только посмотри на этих щенков, Гордо!

– Точно, щенки и есть.

– А это что такое?

Молниеносным движением Гота выхватил у меня из рук журнал. Обложка, на которой граф Дракула в исполнении Кристофера Ли шипел от бессильной ярости, разорвалась на две половинки.

– Гляди, что за дерьмо! – толкнул локтем в бок своего братца Гота.

Гордо мерзко захохотал, кивая на изображение холеной женщины-робота из «Метрополиса».

– Все видать, вплоть до ее долбаных титек! – воскликнул Гордо. – Дай-ка мне взглянуть!

Он попытался вырвать у Готы страницу, но тот не хотел расставаться с добычей, и страничка журнала исчезла в их ладонях, словно разъеденная кислотой. У Готы осталась бо́льшая часть картинки – та, где через отливавшую металлом одежду проглядывали груди, – скомканная и грязная, она исчезла в кармане его джинсов.