Татьяна Ван - Театр тьмы [litres]

В конце свидания Джеймс вызвался проводить до квартиры. И как бы я ни отказывалась, он все равно настаивал на своем. А когда мы поцеловались на прощание у двери, он попросил прощения и сказал, что больше не оставит меня одну на целую неделю.

– На учебе сейчас полегче, будем встречаться каждый день, – улыбнулся Джеймс.

– Каждый день не обязательно, – засмеялась я. – Не забывай, я работаю.

– Твоя кофейня нам не помешает. Сегодня мы провели прекрасный день. Остальные будут такими же.

– Еще есть задание «Таймс», ты забыл?

Джеймс слегка нахмурил брови и, держась за ручку двери, спросил:

– А что ты для них пишешь?

– Про театр. Забыл? Второе задание, – я потянулась к Джеймсу, чтобы поцеловать его и убрать с лица подозрения. Но он отстранился.

– Нельзя писать про что-то другое?

– Ты опять?

– Сара, мне не нравятся эти актеры, как ты не можешь понять! Лица у них хитрые, как у лисиц.

– Нет, все не так.

– А как? Я прочитал твое интервью с этим… как его там… Томом Хартманом…

– Хартом.

– Что?

– Его зовут Том Харт, а не Хартман.

– Да мне без разницы, как зовут этого кретина! – Джеймс повысил голос, глядя на меня с ненавистью. – Ты написала о нем так, будто он – центр вселенной.

– Такого не было, это простой лонгрид о парне, который служит творчеству.

– Согласен. Но между строк я нашел другое. Ты очарована им, Сара. Я не хотел этого говорить, но в день, когда ты не пришла в кино, я был уверен на все сто процентов, что это из-за этого актеришки. А вчера… – Джеймс замолчал, багровея от пожирающей злости. – Вчера я видел вас, выходящих из театра. Вдвоем под одним зонтом. Ты чуть ли не парила над землей, идя рядом с ним. Что, ошарашил? Не бледней, Сара. Не нужно. Лучше сразу скажи: я тебе все еще нужен или появилась партия лучше? Взрослее? Состоятельней? Сколько он зарабатывает? Ну, уж его зарплата явно больше, чем моя студенческая стипендия, а ведь ты так грезишь о деньгах! Тебе всегда не хватает!

– Уходи.

– Что?

Глаза Джеймса налились кровью. Я сразу вспомнила историю его детства, которую он рассказал только через полгода наших отношений. Мы ходили с Джейн и ее парнем Питером в клуб. Джеймс сильно напился и начал рассказывать мне о своей матери, как он выразился, падшей женщине . Она изменяла его отцу, не скрывая этого. А потом все-таки ушла насовсем. Оставила семилетнего Джеймса на руках у отца, который работал днями и ночами ради семьи, а сама уехала с любовником в Париж, постигать красоты местного высокого искусства. Как сказал Джеймс: «Она была повернута на творчестве, как монашка на богословии».

– Джеймс, пожалуйста, уходи!

Мы смотрели друг другу в глаза с ненавистью и болью. Потом Джеймс, не говоря ни слова, развернулся и стал спускаться по ступеням. Его шаги были тяжелыми и глухими; они эхом отскакивали от стен и терялись в безмолвной тишине, в которой я стояла, прижавшись спиной к холодной двери.

Когда внизу хлопнула дверь подъезда, я зажала рот рукой, а по моим щекам потекли слезы. Я даже не спросила, что он делал вчера на улице Пикадилли, хотя должен был готовиться к очередной защите университетского проекта, которым дышал последние три месяца.

– Джейн, привет. Ты сегодня чем занимаешься?

Я сжала телефон. Джейн не подавала голоса – в трубке громыхала музыка и крики людей.

– Сара, я сейчас на работе. Что-то случилось? – пытаясь перекричать всех вокруг, спросила подруга. – У тебя такой голос, будто ты заболела.

– Нет, со мной все хорошо, – ответила я неуверенно. – Не хочешь сегодня переночевать у меня? Питер не будет против?

– Я никогда не спрашиваю разрешения у парня, – прыснула Джейн. – Хорошо, приеду к тебе. Но не раньше двенадцати. Надо фотографии скинуть бильд-редактору, чтобы он выложил на сайт.

– Да, конечно. Я подожду тебя.

– Отлично, тогда до встречи.

– Пока.

Я отключила вызов, кинула телефон на диван, а сама пошла на кухню. Аппетита не было, но кофе хотелось, как наркоману новую дозу. Пошарив в шкафчиках, я нашла только растворимый. В зернах закончился.

– Вот тебе и бариста, – горько ухмыльнулась я, насыпая в прозрачную чашку слипшийся сублимированный кофе.

Джейн, как и обещала, пришла в двенадцать часов. Когда я открыла ей дверь, она удивленно смерила меня взглядом.

– У тебя точно температуры нет?

– Нет.

– Тогда почему ты в таком состоянии? Что-то с работой? Мистер Дартл опять взялся за свое?

Я молчала, словно язык залило воском или, чего хуже, цементом.

– Да ты на привидение похожа. Только, в отличие от этих мистических существ, не паришь над полом.

Видимо, Джейн хотела пошутить, но при упоминании «мистических существ» мое лицо исказила гримаса отвращения.

– Так, иди в комнату. Сейчас я сделаю нам чай, и ты все расскажешь, – протянула подруга, глядя с тревогой. – Прости, но без горячего я думать не смогу.

Когда Джейн зашла в комнату с двумя чашками горячего черного чая, я сидела на диване и, не моргая, смотрела в одну точку. Комнату окутывал полумрак. Большой свет включать не хотелось, поэтому я ограничилась лишь излюбленным торшером, который находился в углу комнаты. А в этот момент перед глазами все еще стоял разгневанный Джеймс, кричавший, что от жизни мне нужны только деньги и что в человеке я ценю исключительно его кошелек. Я была поражена до глубины души. За пять лет дружбы, одиннадцать месяцев из которых мы считали себя парой , Джеймс так и не понял, кто я есть на самом деле. Он не видел моих истинных желаний и, следовательно, встречался с незнакомкой. А ведь Джеймс всегда ревновал. Только мы начали встречаться, как он резко поменял свое отношение ко мне. Стал относиться как к выигранному трофею, судьба которого теперь в его власти.

– Что произошло? – спросила Джейн, прислонившись боком к спинке дивана. Она сидела в позе султанчика и с осторожностью смотрела на меня. В ее руках дымился горячий чай. Свой же я поставила на подлокотник. Пить не хотелось.

– Я даже не знаю, с чего начать, – с горечью произнесла я.

Рассказ о Джеймсе требовал упоминания Тома, а Том требовал рассказать о театре, а театр – об экспедиторе «Таймс» Джоне Райли и о сумасшедшем актере Эндрю Фарреле. Все сводилось к убийствам журналистов.

– Если ты не готова говорить, я пойму, – нарушила тишину Джейн. – Можно просто посидеть. Или, хочешь, я могу что-нибудь рассказать?

– Нет, не нужно. Кажется, я готова. Только пообещай, что после моего рассказа не сочтешь меня сумасшедшей.

– Сара Гринвуд, поверь, я узнала, что ты не в себе, еще при нашем знакомстве. И смотри – я сейчас сижу рядом с тобой. Так что выброси все сомнения из головы и выкладывай, как на исповеди, что с тобой произошло, – сказала Джейн и опустила чашку с чаем на пол. А потом с грустью добавила: – И что происходит до сих пор.