Иринарх Кромсатов - Лярва

Она недолго размышляла над смыслом услышанного: он мог быть только один, этот смысл.

В ту тёмную ночь отблески костра с приготовляемою на нём пищей были видны издалека; сполохи достигали проходящей мимо кладбища дороги, по которой сновали в обе стороны автомобили. Водители, проносясь мимо, видели эти блики и, возможно, догадывались, что ночью на кладбище жечь костры могут только бездомные. Возможно, у кого-нибудь из них мелькала мысль и о том, что костёр горит не просто так, а на нём готовится некое яство. Не исключено даже, что кто-то из водителей мог предположить, что этим яством является поджариваемое на огне мясо. Но никто из них даже в страшном сне не мог себе представить, что мясо может быть человеческим. Об этом знали только двое.

Так Лярва опустилась на последний возможный уровень падения и вслед за опытным уже Гинусом стала каннибалом. В этом и заключается третья причина их сытой жизни на кладбище. Ибо подобно тому как лев, вкусив человеческого мяса и став людоедом, уже не может остановиться и всем другим видам мяса предпочитает именно упомянутое, так и Лярва с Гинусом, воцарившись на кладбище, принялись громоздить ужас на ужасе и питать всё новыми жертвами мрачную славу, поползшую о них между бездомными и нищими города.

Вслед за первым случаем каннибализма вскоре последовал второй, ещё более чудовищный.

Въехав на взгорок, Волчара наконец завидел вдали огромное кладбище. Оно до самого горизонта тянулось справа от дороги, играя на солнце бликами от звёзд и крестов на надгробьях. Жаркий, напитанный испареньями размягчённого асфальта полуденный воздух клубился и дрожал вдали, размывая линию горизонта.

— Зря всё-таки ты меня потащила сегодня на кладбище, — лениво бросил он сидевшей рядом жене, пышнотелой даме средних лет с коротко стриженными рыжими волосами. — Как поминать-то будем в такую жару? Вон посмотри, никого, кроме нас, и не видно здесь, все сидят дома да холодное пиво пьют. Одни мы попёрлись какого-то чёрта, да ещё и в полдень жаркого дня!

— Ничего страшного, можно и без водки помянуть! — немедленно взъерошилась жена, обмахивая платком вспотевшее лицо и промокая жирный загривок, так как кондиционер в машине мужа не работал. — К твоему сведению, издревле на Руси умерших поминали едой, а не алкоголем. А тебе бы только водку или пиво трескать!.. Максим, мы подъезжаем. Ты не спишь там?

Она оглянулась на заднее сиденье, где со скучающим видом глазел по сторонам их сын, щуплый белобрысый парнишка восьми лет. Он был солидарен с отцом и предпочёл бы провести сегодняшний день во дворе с друзьями, чем жариться на кладбище у могилы прадеда, умершего задолго до его рождения.

— А сын твой, между прочим, на могилке-то ни разу и не был, — продолжала кудахтать жена, имевшая привычку на одно слово мужа отвечать десятью словами. — Да и ты сам последний раз был здесь года три назад, если мне память не изменяет. И это при том, что дед-то — твой родной дед, а не мой! Страшно представить, во что бы уже оградка превратилась, если б я, как дура, каждый год её не подкрашивала. И никто, вот никто не оценит мои старания!

На фоне развернувшегося пространного монолога жены Волчара тем временем свернул с трассы, въехал на территорию кладбища и принялся петлять по ухабистым грунтовым дорогам, с трудом припоминая путь к могиле своего деда.

Со времени бегства Лярвы из собственного дома, случившегося около девяти месяцев назад, Волчара её не видел и понятия не имел о её местонахождении. Он знал, разумеется, о совершившемся суде, о лишении матери родительских прав и о её бегстве — однако знал не от неё самой, а из прессы, широко освещавшей судебный процесс и вообще поднявшей переполох в обществе. Осторожность, сознание собственных преступных деяний над малолетним ребёнком и страх наказания заставили его прекратить все визиты к Лярве, и прекратить ещё на этапе досудебного сбора доказательств и опросов местных жителей полицией. Правда, поначалу, в конце осени, он ещё наведывался к своей собутыльнице и соучастнице и даже напоследок зачастил с насилиями над девочкой, — однако вскоре, в какую-то редкую трезвую минуту между беспрестанными возлияниями, вдруг осознал нависшую над ним самим опасность, спохватился и резко перестал бывать в доме на болоте. С тех пор он вёл себя тихо и почитал уже счастливо избегнувшим небесного либо человеческого возмездия.

— Вон он, наш памятник, левее чёрной мраморной стелы! — Жена указала ему направление. — И не стыдно тебе? Уже и забыл, по каким приметам находить могилу родного деда!

Волчара остановил машину, и они принялись переносить к могиле привезённые вещи и продукты. На деревянный стол, врытый в землю рядом с могильной оградкой, постелили газеты, сверху положили пирожки, бутерброды, варёные яйца и печенье, поставили бутылку водки и стаканы. Уселись на двух скамьях возле стола. Солнце жарило немилосердно, пот градом катился по лицам, рукам и спинам, однако столь очевидные неудобства не помешали опустеть первой бутылке водки уже через четверть часа. (Пил один Волчара, так как заранее условились, что на обратном пути за рулём будет находиться жена.) Затем была принесена и почата вторая бутылка, после чего отец семейства, наконец, принялся оглядываться по сторонам в поисках хоть какой-нибудь тени.

Почва на кладбище, каменистой структуры и желтоватокрасного цвета, более напоминала собой раскрошенную скальную породу, нежели почву в буквальном понимании этого слова. Рядом с могилою, а также вблизи многих и многих могил во все стороны не росло ни единого высокого дерева с тенью; имелись только чахлые, стелющиеся по земле берёзки и молодые сосенки, посаженные внутри некоторых могильных оград родственниками умерших. Часть городского кладбища, на которой был похоронен дед Волчары, была относительно новой его частью, и дед был едва ли не первым «постояльцем» данного сектора. Волчара определённо помнил, что в день похорон деда здесь ещё был пустырь, точнее — поросший степным разнотравьем холм поблизости от старого кладбища, и могил в то время на этом холме почти не было. С тех пор, однако, смерть потрудилась на славу и выстроила целый город из могильных ограждений и надгробных памятников — мрачный мёртвый город, раскинувшийся во все стороны, давно уже спустившийся с холма и соединившийся со старою частью кладбища. Смерть, казалось, и теперь, сию минуту присутствовала где-то здесь собственною персоной, пряталась за чьим-то надгробием и наблюдала за непрошеными гостями.

«Чёрт, почему ж у меня такое ощущение, что за нами наблюдают? — подумал Волчара, ощупывая взглядом всё более и более удалённые могилы в сторону старого кладбища. — Вот сейчас, вот только что — да я мог бы поклясться, что чья-то фигура высунулась из-за того высокого памятника и опять скрылась! Нет, надо срочно убирать голову из-под солнца.»