Стюарт Тёртон - Дьявол и темная вода [litres]

– Арент. – Сэмми со стоном потянулся к нему.

Арент чуть не закричал от радости. Он схватил Сэмми за руку и вытащил наружу. Со лба друга капала кровь.

– Ты ранен?

– Оглушило, но ничего, жив, – выговорил Сэмми. – Это Старый Том?

– Я думал, ты не веришь в демонов, – ответил Арент, помогая Сэмми ухватиться за поручни.

– Он говорил со мной ночью, Арент. И похоже, чего-то ужасно боялся. Он знает много тайн. Он хотел, чтобы я…

– Убил генерал-губернатора? – попробовал угадать Арент, подталкивая его вверх по трапу. – Того же самого он просил у Сары и Кресси.

– Он предлагал вернуть мне свободу и честное имя. А тебе?

– Я ничего не слышал. Судя по тому, что говорят в команде, я один такой остался.

Сэмми с трудом улыбнулся ему сверху:

– Иногда полезно быть плохим собеседником.

Они выбрались из люка и услышали страшный вопль. Корабельный цирюльник, он же хирург, отпиливал сломанную ногу плотника Генри. Сара с Лией осматривали пациентов в лазарете. Эта часть корабля была закрыта ширмой, и ничто не отличало ее от других, кроме того, что посредине стояли два деревянных стола, а на крючках, вбитых в стены, висели инструменты странной формы.

– Сара! – позвал Арент.

Увидев Сэмми, Сара поспешила к нему.

– Ничего страшного, – сказала она, осмотрев его лоб. – Шишка. Пусть полежит здесь, за ним присмотрят.

– Не нужно, – отказался Сэмми, стараясь держаться прямо. – Я и сам обладаю знаниями в этой области. Могу вам помогать, позволите?

– Мистер Пипс! – восторженно воскликнула Лия, подбегая к нему. – Я ваша большая поклонница и…

Сэмми посмотрел мимо нее на стол, где стоял раскрытый саквояж.

– Это же мой алхимический набор, – сердито сказал он.

– И мы были бы рады, если бы вы научили нас его использовать, – сказала Сара. – Многие из этих снадобий мне незнакомы.

Сэмми по-прежнему не отрывал взгляда от стола.

– Я не хотела вас обидеть, – смутилась Сара. – Арент предположил, что в нем найдется что-то для лечения раненых…

– Да, разумеется, – сконфуженно прервал ее Сэмми. – Простите, пожалуйста. Над составлением этих снадобий я трудился всю жизнь и держу их состав в секрете. Они помогли раскрыть бесчисленное количество преступлений. На мгновение мной овладело эгоистичное желание сохранить свои методы в тайне. Я покажу, что может пригодиться.

С улыбкой переглянувшись, Арент с Сарой спустились в трюм. Доходившая до пояса вода плескалась между рядами ящиков, в ней покачивались дохлые крысы. Плотники в спешке заделывали досками пробоины, а матросы и мушкетеры помпами откачивали воду, но изнурительная работа почти не приносила результата – вода неуклонно прибывала. Среди них был раздетый по пояс Дрехт.

Корабль резко кренился, ящики обрывали связывавшие их канаты и падали на матросов.

Крики боли заглушала льющаяся в трюм вода.

На ее поверхности расплывались пятна крови.

– Дрехт! – крикнул Арент, пробираясь по воде к помпам.

Капитан стражи с облегчением посмотрел на него.

– Займитесь ими. – Арент указал на раненых. – Я откачаю воду.

Обычно длинным рычагом орудовали три человека, но Арент оттолкнул матросов и велел им заниматься ранеными товарищами.

Вдали послышались пушечные выстрелы – сигнал бедствия.

Должно быть, другому кораблю досталось еще больше, чем «Саардаму», но ждать помощи было бесполезно. В такой шторм ее не будет. И на корабле это знали.

Арент стал работать быстрее, чтобы забыться.

Час за часом он качал воду, до крови обдирая ладони. Дрехт уговаривал его передохнуть, но Арент знал, что если остановиться, то он не сможет снова взяться за работу.

Лишь с наступлением сумерек он в изнеможении упал на колени.

«Саардам» перестало качать, вода больше не заливалась в трюм через щели в корпусе. Плотники привалились к стене, не выпуская молотков из рук: обессилевшие пальцы отказывались разжиматься.

Бо́льшую часть воды удалось откачать, и теперь она доходила только до щиколоток.

Кто-то коснулся руки Арента, и перед его усталым взором появилась миска ячменной похлебки и ломоть хлеба. Хейс с усилием поднял отяжелевшую голову и увидел перед собой Сару.

– Мы спасены, – сказала она и, упреждая вопрос, добавила: – Все. Сэмми, Лия, Кресси, Доротея и Изабель. Все живы.

На лбу у нее темнел синяк, рыжие кудри растрепались и падали ей на лицо и на плечи. Рукава рубахи были закатаны, платье испачкано кровью.

– Это ваша кровь? – Арент взял ее за руку: думать о приличиях не было сил.

– Совсем немного, – улыбнулась она в ответ на его беспокойство.

– Я не перестаю вами восхищаться, Сара Вессел.

Она рассмеялась, потом увидела его стертые в кровь ладони:

– Пойдемте в лазарет, я обработаю раны.

– Да ничего страшного, – отмахнулся он.

Дрехт устало опустился на пол рядом с Арентом и похлопал его по плечу.

– Вы бы его видели, – восхищенно сказал он Саре. – Столько времени в одиночку откачивать воду! Впервые такое вижу. Сами Небеса нам его послали.

Запах похлебки приятно щекотал ноздри, и Арент оставил похвалу без внимания.

– Что это? – спросила Сара. – Кок разносит.

– Ячменная похлебка. – Дрехт брезгливо наморщил нос. – Самое отвратительное варево, какое только можно в себя влить.

– Вкус самой жизни, – возразил Арент, блаженно улыбаясь.

В армии ячменной похлебкой кормили тех, кто возвращался с поля боя, – окровавленных, измазанных грязью, дрожащих от холода, потерявших товарищей. Она была горячей, соленой и бодрящей, но самое главное – дешевой. Котелки с этой похлебкой кипели на всех биваках по всем землям, подвластным Компании. Кашевары поддерживали огонь под ними день и ночь, время от времени подбрасывая в котелки всяческие отбросы: залежалое мясо, ботву репы, куриные кости… Варево по большей части состояло из гнили, отчего желудки тех, кто отваживался его есть, издавали драконий рык.

Просияв, Арент зачерпнул побольше похлебки и утер вязкую жижу с губ.

– Хотите попробовать? – спросил он Сару.

Сара осторожно взяла ложку, поднесла ее ко рту, но тут же с отвращением сплюнула и выхватила у Арента из рук бутыль с вином, чтобы запить.

– Ну и гадость, – проговорила она.

– Ага, – весело подтвердил Арент. – Но понять это может только живой.

Море успокоилось, небо разделилось на две бахромчатые половины: черную позади и голубую впереди. Дождь еще налетал порывами, но был теплым и больше не жалил. Оборванные снасти виноградными лозами свисали с мачт и хлестали потрепанные паруса. По палубе шли трещины, но никто их не заделывал. На полу сидели и лежали изможденные люди с пустыми после пережитого взглядами.

Все молчали.

Перегнувшись через борт, Кроуэлс пытался оценить повреждения. Его дорогая рубашка была порвана и открывала темную поросль на груди. Его трясло, из раны на руке текла кровь, и он едва держался на ногах.