Артуро Перес-Реверте - Клуб Дюма, или Тень Ришелье [litres]

Для одного вечера встреч было многовато, особенно неожиданных. И он принялся отыскивать связь между ее присутствием в гостинице и появлением Рошфора на шоссе. Непременно должен существовать угол зрения, под которым все сразу встанет на свои места, но такого он пока не находил. Даже не знал, куда, собственно, следует смотреть.

— Отчего вы не садитесь?

Он сел, испытывая смутную тревогу. Девушка закрыла книгу и с любопытством уставилась на него.

— Вы не похожи на туриста, — заметила она.

— А я и не турист.

— Работа?

— Да.

— Любая работа в Синтре должна быть интересной.

Только этого не хватало, подумал Корсо и поправил очки указательным пальцем… Допрашивать себя он не позволит, даже если в роли следователя выступает красивая и очень молодая девушка. Видно, тут и была зарыта собака: она слишком молода, чтобы излучать угрозу. А может, именно здесь и таилась опасность. Он взял книгу, оставленную девушкой на столе, и небрежно полистал. Современное английское издание, несколько абзацев были отчеркнуты карандашом. Он прочел один из них:

Его глаза продолжали следить за тающим светом и сгущающейся темнотой. Эта противоестественная чернота словно говорила светлому и высокому творению Господа: «Освободи мне место, хватит уж светить».

— Вам нравится читать готические романы?

— Мне нравится читать. — Она чуть наклонила голову набок, и стала хорошо видна ее обнаженная шея. — Нравится держать в руках книги. Я всегда вожу в рюкзаке несколько.

— Вы много путешествуете?

— Да. Уже много веков.

Услышав подобный ответ, Корсо скривился. Но она произнесла фразу вполне серьезно и наморщила лоб, словно маленькая девочка, рассуждающая о сложных материях.

— Я принял вас за студентку.

— И не совсем ошиблись.

Корсо положил «Мельмота-Скитальца» на стол.

— Вы загадочная девушка. Сколько вам лет? Восемнадцать, девятнадцать?.. Иногда у вас на лице появляется такое выражение, будто вам на самом деле гораздо больше.

— Может, и больше. Каждый человек выглядит на столько, сколько он пережил и сколько прочитал. Поглядите на себя.

— И что интересного я увижу?

— Знаете, какая у вас улыбка? Улыбка старого солдата.

Он смущенно дернулся:

— Я не знаю, как улыбаются старые солдаты.

— А я знаю. — Глаза девушки снова сделались матовыми; взгляд их обратился внутрь, заскользил по тропинкам памяти. — Однажды мне встретились десять тысяч человек, которые искали море.

Корсо поднял бровь и таким образом выразил повышенный интерес.

— Да что вы… Это относится к области пережитого или прочитанного?

— Угадайте! — Она пристально глянула на него, а потом добавила: — Вы ведь производите впечатление умного человека, сеньор Корсо.

Она встала, взяла со стола книгу и подхватила с пола белые теннисные тапочки. Ее глаза словно вновь обрели жизнь, и охотник за книгами успел заметить, как в них промелькнуло что-то знакомое. Да, во взгляде ее было что-то узнаваемое, намек на уже виденное.

— Может, еще и встретимся, — произнесла она на прощание. — Здесь же.

Корсо не сомневался, что так оно и будет. И не смог бы однозначно ответить на вопрос: хочет он того или нет? Но времени на обдумывание у него не оставалось: в дверях девушка столкнулась с Амилкаром Пинту, как раз входившим в ресторан.

Пинту был низеньким толстяком. Смуглая кожа его блестела, будто ее только что покрыли лаком, а густые и жесткие усы выглядели так, точно их подстригли всего несколькими взмахами ножниц. Он был бы честным полицейским, даже хорошим полицейским, если бы ему не приходилось кормить пятерых детей, жену и отца-пенсионера, который тайком таскал у сына сигареты. Его жена-мулатка двадцать лет назад была писаной красавицей, он привез ее из Мозамбика, после того как страна завоевала независимость, — тогда Мапуту еще назывался Лоренсу-Маркиш, а сам Амилкар был сержантом-парашютистом, увешанным наградами, тощим и храбрым. Корсо не раз видел его жену, когда по делам наведывался к Амилкару Пинту: подернутые пеленой усталости глаза, большие и дряблые груди, старые шлепанцы, красный платок на голове. Обычно он сталкивался с ней в прихожей их дома, где вечно пахло грязными детьми и вареными овощами.

Полицейский вошел в зал, искоса глянул на уходившую девушку и плюхнулся в кресло напротив охотника за книгами. Он пыхтел и отдувался, будто путь из Лиссабона проделал пешком.

— Это кто?

— Не обращай на нее внимания, — ответил Корсо. — Испанская девчонка. Туристка.

Пинту успокоенно кивнул и вытер влажные ладони о брюки. Он часто повторял этот жест. Пинту сильно потел, на воротничке его рубашки в том месте, где ткань соприкасалась с кожей, всегда была видна тонкая темная полоска.

— У меня возникла одна проблема, — сказал Корсо.

Португалец расплылся в улыбке. Нет неразрешимых проблем — вот что означала его гримаса. И пока мы с тобой ладим, все будет нормально.

— Не сомневаюсь, что вместе мы ее быстро решим.

Теперь настал черед Корсо улыбнуться. Он познакомился с Амилкаром Пинту четыре года назад в связи с довольно грязным делом, когда на рынке «Ладра» [96] «Ладра» — блошиный рынок в Лиссабоне. всплыли ворованные книги. Корсо прибыл в Лиссабон, чтобы их опознать. Пинту арестовал двух человек; тем временем несколько ценных экземпляров, не успев вернуться к владельцу, куда-то исчезли — как в воду канули. Тогда Корсо с Пинту отпраздновали начало столь плодотворной дружбы в притонах Байру-Алту, при этом сержант-парашютист долго пережевывал жвачку ностальгических воспоминаний о колониальных временах и повествовал, как ему чуть не оторвало яйца в бою у Горонгозы. Под конец они горланили «Grandola vila morena…» на смотровой площадке в Санта-Лусии, и все вокруг, весь район Алфама, раскинувшийся внизу, был освещен луной, а неподалеку лежал Тежу, широкий и переливчатый, как серебряная скатерть, по которой очень медленно скользили мрачные силуэты корабликов — в сторону башни Белен.

Официант принес Пинту заказанный кофе. Корсо подождал, пока он отойдет, и пояснил:

— Речь идет о книге.

Полицейский, склонясь над низким столиком, сыпал в чашку сахар.

— А у тебя всегда речь идет о какой-нибудь книге, — заметил он осторожно.

— Это особая книга.

— А что, бывают не особые?

Корсо снова улыбнулся. Улыбка получилась хищной, и в ней блеснула сталь.

— Хозяин не желает ее продавать.

— Это плохо. — Пинту поднес чашку к губам и с наслаждением начал отхлебывать глоток за глотком. — Купля-продажа — дело хорошее. Вещи перемещаются туда-сюда — я хочу сказать, таким образом они не задерживаются на одном месте. Благодаря этому закладывается основа целых состояний, а посредники получают возможность заработать… — Он поставил чашку и снова вытер ладони о брюки. — Вещи должны крутиться. Таков закон рынка, закон жизни. Надо запретить не продавать. Не продавать — ведь это тоже своего рода преступление.