Александр Матюхин - Восхищение [сборник litres]

– Потом поговорим, – цедил Сеня сквозь зубы. – Я тоже был дурак.

Он хотел сказать много чего. Представил, как сейчас отвяжет лодку, вытолкнет на воду, и они поплывут прочь от этого проклятого места, по течению Мечки. Через час-полтора доберутся до деревни, Сеня поставит чайник, выудит из холодильника мороженое и конфеты. Аленка будет валяться на диване, приходить в себя. Позвонят родителям по скайпу, пусть те будут в квадратиках, но зато свои, родные! Оба постараются забыть, что произошло в лесу, ведь в доме будет гореть мягкий ламповый свет и будет тепло, а ветер, птицы, колючие ветки, грязь и Леший останутся в прошлом навсегда. Они поженятся через год, потому что Аленка – та, что нужна. К черту секреты. Пусть будут. Сеня даст Аленке столько свободы, сколько надо. В конце концов, крепкие отношения всегда строятся на доверии.

Так он думал, пока развязывал веревку. А потом лес расступился, выпуская на берег реки Лешего.

Полопались могучие стволы, захрустели ветки; деревья с треском припали к земле, взметая разлапистые корни с комьями сырой земли. Ветер яростно взвизгнул, разгоняя черноту. На миг стало ослепительно ярко, и Сеня увидел, как разрывается реальность, как мир покрывается глубокими трещинами, сквозь которые выбирается, словно из спального мешка, то самое древнее нечто.

Существо тянуло в их стороны морщинистые руки с крючковатыми пальцами, похожими на ветки. Из пальцев торчали жухлые листья, трепетали от порывов ветра. И еще Сеня увидел большие зеленые глаза, скрытые в потрескавшейся коре, и рот увидел, полный заостренных сучьев, с сочащейся по подбородку смолой, которая капала тугими вязкими каплями на землю.

Тогда Сеня закричал.

Леший загородил небо, исчезла луна, и только черные силуэты птиц метались вокруг, истошно вопя. Сеня видел, как Леший выдернул из лодки Аленку словно куклу, скрутил, смял и принялся трясти. Воздух сделался обжигающе горячим, в открытый рот словно набили углей.

Мир ломался и рвался на лоскуты, впуская в реальность брызги ослепительной черноты.

Леший переломил Аленку пополам и запихнул в рот, сомкнув челюсти-сучья. Брызнули капли смолы. Он зачавкал с громким посасывающим звуком.

Что-то лопнуло внутри Сениной головы, и чернота набросилась, как стая собак, уводя за собой в иные миры…

Глубокая ночь принесла долгожданную прохладу, мягкую и колючую, как бабушкин свитер.

Сеня очнулся, перевернулся на спину и несколько минут смотрел на небо, усыпанное звездами, разглядывал полумесяц в рваных облаках и пытался вспомнить, что произошло.

Теплая грязь облепила щеки, затекла за шиворот, между лопаток. Очень хотелось пить. А еще вокруг было удивительно, неправдоподобно тихо. Лес будто замер в ожидании.

Сеня приподнялся на локтях и увидел лодку на берегу и силуэт Аленки, сидящей в лодке. Аленка подставила кукольное свое личико ночному небу и не шевелилась.

Он вспомнил все, вскочил, подбежал к лодке, запрыгнул в нее и приобнял Аленку за плечи. Аленка не реагировала. Взгляд ее был задумчивый – или отрешенный, не разобрать. Она даже не моргала. Только дышала сипло, с тихим присвистом.

Губы у нее оказались холодные и потрескавшиеся. Влажные волосы растрепаны. Тело обмякшее, безвольное, будто внутри перемололи в крошку каждую косточку.

– Аленка, милая, очнись же! Очнись, ну? – Он похлопал ее по щекам, потряс, сжал ледяную ладошку.

Аленка разглядывала небо.

Вернее, это была уже не Аленка, а только ее оболочка. Что-то, что оставили за ненадобностью. Невкусное или неперевариваемое.

Сеня взвыл, выпрыгнул из лодки и долго бил кулаками по воде, пока не промок насквозь, а от холода онемели губы. Он затих, прислушиваясь. Миру вокруг не было никакого дела. Река продолжала медленное путешествие с востока на запад. Успокоившийся ветер играл в ветвях деревьев. Месяц скрывался за облаками и выныривал вновь. Все вокруг было обыденным до боли в зубах. Настоящим.

– Пойдем! – Сеня взял Аленку за руку, потянул.

Она не сопротивлялась. Вдвоем вошли в лес, в окружение внезапно узнаваемых деталей и мелочей. Лес снова стал дружелюбным и приветливым.

Через несколько минут обогнули ручей, оказались возле елей. Сеня раздвинул ветви, вышел на поляну.

Дерево стояло одинокое и старое. Птиц на нем не было, зато миллионы веток оказались совершенно голыми, а вокруг ствола навалило сугробы скрюченных гнилых листьев. В нескольких местах кора лопнула, обнажая темные извилистые трещины.

Сеня усадил Аленку прямо в листья, а сам положил ладонь на ствол. Ожидал тепла, но кора оказалась холодной и с липкой загустевшей смолой.

– Я никогда не любил Аленку, – сказал он. – Мне нужен был от нее только секс, а еще чтобы друзья завидовали. Она ведь как куколка, красивая, покладистая, молчаливая. Так что хорошо, что ты ее забрал.

Дерево не отвечало. Сеня помолчал, прислушиваясь. Он не чувствовал разрядов тока, которые должны были пробежать под корой в ответ на его ложь.

– Отреагируй! – сказал Сеня холодно. – Мне надо, чтобы ты выбрался оттуда, чтобы мы встретились лицом к лицу. Запихни меня в пасть, прожуй и выплюни. Я хочу быть таким же, как она. Выбирайся, проклятая тварь!

Он ударил кулаком по стволу, и где-то внутри зародился звонкий протяжный гул, словно дерево было полое.

– Я могу врать тебе сколько угодно! Я дам тебе столько лжи, сколько захочешь! Только выберись, мразь! Сожри меня! Сделай меня таким же, как она!

Откуда-то сверху медленно спикировал темный высохший лист. Все вокруг было мертво и тихо. Узник покинул свою тюрьму, его здесь больше не было.

Сеня взял Аленку за руку. Она поднялась тоже, будто ждала. Все смотрела на луну, щурясь.

Вдвоем они ушли с поляны и быстро вернулись к лодке. Казалось, лес расступался перед ними, услужливо подсказывая дорогу. Сеня усадил Аленку на лавочку, вытолкнул лодку в воду и забрался сам. Взялся за весла.

Взмах, второй, третий.

Темная вода плескалась под веслами. Сеня не оборачивался, но чувствовал, что в спину ему кто-то смотрит.

Кто-то, кто затаился в лесу, – древний, спокойный и свободный.

– Пап, пап, смотри! – Юлька взволнованно тычет пальцем куда-то вглубь вагона. – Ты видел это? Ты ВИДЕЛ? Там дядя сидел, такой, в шляпе и очках! В самом деле! НАСТОЯЩИЙ! А потом – бац! – и пропал куда-то!

Ей пять лет, и она очень любит «перевозбуждаться». Этот термин Ася вычитала на каком-то женском форуме и взяла в оборот. Это решало многие проблемы с ребенком.

Юлька дерется в садике? Перевозбуждается.

Юлька закатывает истерику, когда не хочет есть кашу? Точно. Перевозбудилась.