Александр Матюхин - Восхищение [сборник litres]

Затем видение исчезло. Живов заторопился.

– Мне надо, это, отлить и умыться, – пробормотал он и рванул в туалет.

Провернул замок, схватил с кафеля оброненные карандаши, скетчбук и принялся лихорадочно рисовать. То самое лицо, которое видел сейчас.

Быстро. Быстрее. Длинными линиями, почти без штриховки. Размазывал тени подушечкой большого пальца.

– Ты скоро? – спросила из-за двери гниющая мертвая тварь.

– С-секунду! – прошептал он. – Немного осталось…

Запах хлорки. Запах сожженной бумаги.

В дверь осторожно постучали. Кажется, ноготками.

– Заперся от меня?

– Я не нарочно.

– Нам пора идти. Выходи, дурачок.

Он дорисовал. Как есть. Небрежно, но похоже. Очень похоже. Похлопал себя по карманам и с замиранием сердца вспомнил, что выкурил последнюю сигарету миллион лет назад.

Стук-стук.

Сигаретная пачка обнаружилась во внутреннем кармане. А в пачке среди катышков влажного табака – старая верная зажигалка.

Страшный удар сотряс дверь. Петли с хрустом вышли из коробки, звеня разлетелись шурупы.

– Мне надоело ждать, – сказала блондинка.

В этот же момент Живов щелкнул зажигалкой и поднес язычок пламени к рисунку.

Несколько долгих мгновений казалось, что лист не загорится. Пламя лениво лизало его уголок, а потом вдруг набросилось с невероятной жадностью.

Блондинка, оказавшаяся в дверном проеме, вспыхнула тоже. Огонь будто разорвал ее изнутри, вырвался сквозь кожу, сожрал волосы. Живов видел, как лопаются глаза и губы, как с шипением пузырится жир, как сползают на пол куски то ли мяса, то ли сала. Остро запахло болотной гнилью, от которой захотелось стошнить.

Огонь обжег пальцы, Живов отбросил лист в сторону и вжался в угол где-то между унитазом и батареей. Блондинка сгорела быстро, будто она была не настоящим человеком, а куклой из соломы, какие делают на Масленицу. Тело ее шумно упало, разбрасывая искры. Огонь мгновенно перекинулся на ворсистый ковер и одеяло на кровати.

Внезапно затрещал телефон, стоящий на тумбочке у телевизора. Звук этот вывел Живова из транса.

Пора было бежать.

Он обошел тело, сжимая в руках скетчбук, и вышел в коридор. За спиной трещал телефон. Живов закрыл дверь, и почти сразу из-под двери потянулись в коридор струйки белого дыма.

Интересно, есть ли здесь пожарная сигнализация?

Дверь напротив внезапно отворилась. На Живова смотрела обнаженная женщина с огромными черными глазами. Женщина была гладко выбрита, а еще она была с ног до головы измазана в крови. За ее спиной Живов разглядел номер, а в номере кровать – и на этой кровати лежал истерзанный мужчина, с кишками наружу, с раскрытыми ребрами, изломанным черепом и раздвинутыми руками и ногами. На полу около кровати валялись фотоаппараты – тоже изломанные и истерзанные.

Живова стошнило прямо к ногам женщины. Он зажал рот и бросился по коридору к лестнице.

– Стой! – завопила женщина. – Убегает! Стой, говорю!

Живов не оглядывался. Коридор казался таким длинным, что по нему можно было бегать полумарафоны. Сзади раздались торопливые шаги. Хлопнуло несколько дверей. Резко дыхнуло болотным смрадом, вперемешку с дымом.

– Стой! – голос оказался невероятно близко.

Кто-то попытался схватить Живова за руку, Живов пихнул локтем мягкое, податливое, полуобернулся, ударил не глядя, потом скатился по лестнице на первый этаж, свернул к холлу, к спасительной двери в холод, в зиму.

А у двери стояла черноволосая девушка из его недавних грез.

Живов остановился, потому что понял – она разорвет его на куски голыми руками. Выпотрошит. Высосет до остатка.

Со второго этажа сбежало еще несколько девушек, все обнаженные и окровавленные. С какого-то черного ведьмина шабаша.

– Зачем же уходить? – спросила черноволосая. – Все же хорошо шло, ну?

– Мне здесь не нравится, – выдохнул запыхавшийся Живов.

– А тебя никто и не спрашивает.

За спиной девушки на деревянном обороте двери проступили темные линии и слились в размытое лицо.

– Людей не спрашивают, кому счастье, кому смерть, а кому вечная жизнь, – продолжила девушка. – У них нет выбора. Ты родился с талантом, и с того момента, как впервые нарисовал чье-то лицо, превратился в человека, которому повезло. Пойми. Ты не стал закуской. Не стал чьим-то персональным рабом – а девочки любят рабов! Тебя не использовали как пса. Твой талант раскрылся ярче, и потому мы обещаем тебе вечное наслаждение. Непроходимое желание. Все, что захочешь от любой из нас.

Девушки, обступившие Живова, протянули руки и принялись поглаживать его плечи, спину, дотрагиваться до лица и живота.

– Они все хотят тебя. Подумай об этом, – сказала девушка.

Живов и рад бы был подумать. Но он отчетливо запомнил лицо блондинки. Ее истинное лицо в гниющих влажных струпьях на губах и щеках.

Показалось, что руки, ощупывающие его, тоже гниющие, старые, разлагающиеся. Это были руки давно умерших старух, которые успели сгнить еще при жизни. Руки лезли в ноздри, в рот, в ширинку, хватали Живова, тащили за собой. А черноволосая девушка в дверях улыбалась. И рисунок женщины на двери тоже улыбался.

Живов заорал, рванулся из цепких объятий. Пихнул кого-то, потом ударил. В два шага оказался у окна, прыгнул, словно в фильмах, запутался в занавеске, проломил телом раму, слыша, как звенит разлетевшееся на осколки стекло.

Зима подхватила его колючим ветром, холодом и темнотой. Живов глотнул свежего воздуха, от которого закружилась голова. Поднялся, побежал, не разбирая дороги. Под ногами ломался снег. Кое-где было скользко, Живов едва не упал, взмахнул руками, словно птица, развернулся и увидел, что отбежал не так уж и далеко.

Гостиница находилась метрах в ста за спиной. Во всех без исключения окнах горел яркий белый свет. На втором этаже из окон валил дым, и Живову вдруг сделалось приятно оттого, что он убил ту мерзкую тварь в номере.

Приятно и невероятно жутко.

Внезапно на крыльце показался силуэт, одетый в огонь, словно в яркие развевающиеся одеяния. Он прыгнул, приземлился в снег и тут же вскочил, разгоняя темноту. Кружащийся огненный вихрь.

Еще один силуэт спрыгнул вниз.

Ночь внезапно растворилась в болезненных воплях, скрипах, чудовищных, невообразимых звуках. На всех этажах открывались окна, и из них выпрыгивали светящиеся силуэты. Они сливались в единое тело, в какую-то невероятную огненную диву, с головой, руками и ногами, с огромными дрожащими грудями и хищно распахнутой промежностью.

Лицо у этого существа состояло из черных линий.

Живов понял, что убежать не получится. Он достал скетчбук, карандаш и принялся рисовать.

Огромная огненная дива сделала шаг в его сторону. Зашипел тающий снег, подняв облака густого пара.