Михаил Парфенов - Голоса из подвала [litres]

– Но ведь кто-то же сделал! Иначе откуда эти фото взялись? Ничего не понимаю… – Оля начала злиться. – Слушай, Петров, если это какой-то твой идиотский розыгрыш, если кто-то из дружков твоих тебе помог…

– Нет, Оль. – Женька снова был рядом. – Не розыгрыш. Все куда серьезней, чем тебе кажется. Ты крути, крути дальше.

Поросенок Нуф-Нуф плясал сверкая копытцами, дул в трубу и пел:

«У меня хороший дом, новый дом, прочный дом. Мне не страшен дождь и гром, дождь и гром, дождь и гром!»

Следующее фото, судя по всему, было сделано где-то на улице днем. Общий план – мостовая, уложенная аккуратной плиткой аллея для прогулок, мамочки с детьми, держащиеся за руки влюбленные парочки, террасы открытых кафе.

– Это что, центр? У площади?..

– Знакомые места, да, родная?

Не дожидаясь понуканий, она крутнула колесико проектора дальше.

«А Наф-Наф думал иначе… И решил строить из камней…»

Дальше…

На следующем «слайде» Оля узнала саму себя. На ней была та же одежда, что и сейчас, на лице сияла улыбка. Оля на фото сидела в кафе, а напротив нее сидел широкоплечий мужчина лет тридцати, в модном пиджаке с укороченными рукавами. На столике между ними лежал букет роз.

– Как ты это сделал? Ты что, следил за мной?

Корпус старого проектора начал нагреваться. Оля ощущала идущий от него жар, но внутри у нее все похолодело. Она убрала дрожащую руку от фильмоскопа.

– Крути дальше!

– Нет.

Его ладонь снова легла ей на плечо. Пальцы до боли вдавились в кожу.

– Я сказал – крути.

– Не стану, пока не объяснишь. Откуда взялись все эти снимки, если ты говоришь, что в квартире никого не было?

И тут произошло то, чего Оля в эту секунду никак не ожидала. Женька хихикнул.

– Я сказал, что, кроме меня, не было ни одной живой души, – сказал он, давясь смехом. Потом, успокоившись, продолжил: – Я нашел фильмоскоп утром, когда только начинал работать. А потом весь день смотрел разные пленки.

– Есть и другие?

– Да, навалом. И в них тоже сделаны такого рода вставки. Кадры из прошлого в основном. Я в детстве, с теткой. Ее смерть, похороны…

– О господи…

– Но самое интересное тут, в истории про трех поросят. Этот диафильм я пересмотрел раз двадцать, прежде чем стал звонить тебе.

Он опять надавил ей на плечо, причиняя боль.

– Крути, Оль. Дальше.

И она подчинилась. Стенки проектора раскалились, и даже круглая ручка пылала жаром, грозя обжечь пальцы.

– В какой-то момент, пересматривая уже, наверное, десятый по счету диафильм, я начал догадываться, – говорил Женька. – У меня появилась теория, которая все могла объяснить.

Сказка близилась к завершению: громадный, похожий на пирата волк стоял рядом с аккуратным каменным домиком, за дверью которого попрятались перепуганные поросята. В передней лапе волк сжимал кривую сарацинскую саблю.

– Я подумал, что мы с теткой – с бабушкой двоюродной – и правда были очень близки. Вспомнил о том, что она любила меня как никого другого. Любила проводить со мной время и желала мне только добра. При жизни…

«Сейчас же отоприте дверь! А не то я разнесу весь ваш дом!»

– И после своей смерти, видимо, тоже.

Новый кадр – опять фото. Не в фокусе, деталей не различишь, но план выбран крупный, так что можно понять – мужчина целует девушку.

Мужчина целует Олю.

– Какого хрена? – взвизгнула она, вжимаясь спиной в диван. – Это вообще несмешно, Петров!

– ДАЛЬШЕ! – заорал Женька. – Дальше крути давай!

– Не буду!

Она попыталась встать, но он с силой надавил обеими руками ей на плечи, заставляя остаться на месте. Сбоку к шее прижалось что-то плоское и холодное как лед.

Раскалившийся проектор громко гудел, из вентиляционной решетки начал сочиться белесый дымок. В воздухе неприятно завоняло горелой проводкой. Оля упиралась, как могла, но Женька все давил и давил, принуждая ее нагнуться к диаскопу.

А потом ручка проектора прокрутилась САМА.

Новый кадр – волк дует на домик трех поросят.

Ручка закрутилась быстрее. Дым валил из щелей корпуса, электрический треск сопровождали вылетающие наружу искры, лампочка внутри моргала, как и проекция на стене. На мгновение – буквально на долю секунды, но этого было вполне достаточно, чтобы Оля задохнулась от ужаса, – ей показалось, что она видит полупрозрачную руку. Стариковская кисть с пигментными пятнами на коже обхватила круглую ручку. Пальцы вращали колесико проектора.

– Спасибо, бабушка, – хихикнул Женька.

Новый кадр, новое фото в ужасном качестве. Темная спальня в гостиничном номере. Мужчина и женщина в постели, голые.

– Неправда… Это… не… правда!

Оля попыталась отвернуться. Женькина ладонь сдавила ее затылок, тьма за спиной прорычала чужим хриплым голосом:

– СМОТРИ, ТВАРЬ.

Растерзанные тела трех поросят. Поломанная удочка, пронзившая животик трудяги Наф-Нафа. Сытый довольный волк с раздувшимся пузом. В моряцком берете, свисающем с мохнатого уха.

– Хватит, Женя… Пожалуйста…

Последний кадр. Комната.

Оля, сидящая на диване перед проектором, лицом к объективу невидимой камеры. И темная фигура позади нее с большим столовым ножом в руке.

Лампа в проекторе лопнула, комната погрузилась во тьму – и это спасло Оле жизнь. Она прыгнула в сторону, и в темноте удар пришелся не в шею, а в плечо – лезвие невидимого ножа пронзило кожу и погрузилось глубоко в плоть, достав до самой кости.

Оля вскрикнула и упала на пол рядом с журнальным столиком. Ногой врезалась в угол, колено пронзила боль – и слава богу, потому что она отвлекла от другой, гораздо более сильной боли в раненом плече. Локтем зацепила липкий, частично расплавившийся провод. Где-то рядом глухо, сквозь зубы, ругался Женька:

– Мразь… Я тебя все равно достану…

Она поползла на четвереньках к выходу, выбирая направление по памяти, почти наугад.

– Где ты, шлюха? Куда собралась?.. – истерично взвизгнул Женька. И совсем уж детским голоском пропищал: – Бабушка, помоги!

Оля добралась до порога. Дверь, он же не закрыл дверь, да?.. Он же забыл запереть замки, правда ведь?..

Но она сама забыла про валявшуюся в прихожей лестницу, ладонь проскочила между металлических перекладин, рука застряла. По инерции продолжив движение вперед, Оля обрушилась всем телом вниз. Лестница загромыхала под ней, а вслед из комнаты донеслось радостное Женькино хихиканье:

– Куда же ты, поросенок?

Раздались торопливые, неумолимо приближающиеся шаги. Оля оттолкнулась обеими ногами от пола и перелетела через лестницу, макушкой ударив о мягкий пластик мусорного мешка, а плечом – буквально вопящим от боли плечом – ткнувшись в ворох старой бумаги. Что-то упало оттуда, сверху, задев ладонь. Что-то плоское, металлическое, с округлой деревянной ручкой.