Йон Линдквист - Икс. Место последнее [litres]

– Красиво говорить ты умеешь.

Он что, действительно это делает? Да, действительно. С удивлением Томми обнаружил, что сползает с кресла, пока не встал перед Анитой на колени. Он взял ее руку, поцеловал и сказал:

– Анита, мой дорогой, любимый друг. Ты мне очень нравишься. Я не хочу жить без тебя. Если условием продолжения нашего общения будет совместное проживание… пусть так и будет. Наверное. Мне надо подумать. Но последнее, чего я хочу, это тебя потерять.

Анита покосилась на него и сказала:

– Вот теперь это на что-то похоже.

После того как Анита сменила простыни, они заползли в постель и лежали, прижавшись друг к другу, пока она не уснула. Томми положил ладонь ей на левую грудь, кончиками пальцев ощущая биение ее сердца. Слова «я тебя люблю» чуть не сорвались с его губ во время короткого монолога, но он, как никто другой, знал цену словам. Если бросаться громкими словами в ситуациях, когда в них нет необходимости, они теряют смысл. Главные слова необходимо беречь, пока они не станут самой что ни на есть правдой, а сейчас время еще не пришло.

А может, и пришло. Что Томми известно о любви? Совсем немного. Поскольку он посвятил огромную часть собственной жизни любви к себе, любовь к другим оставалась для него абстрактным понятием. Возможно, чувства к Аните – как раз то, что принято называть любовью, и, возможно, он так этого и не узнает, пока не произнесет те самые слова.

Томми приподнялся на локте, и свеча, горящая на прикроватном столике, отбросила на стену тень от его головы. Он взглянул на спину Аниты, где из шрамов и следов от ожогов складывалось бессвязное повествование о жизни, которой она когда-то жила или не-жила и о которой он знал лишь малую часть. Обращаясь к этой истерзанной спине, Томми едва слышно произнес: «Я тебя люблю» . В груди затрепетало, и он прислушался к дыханию Аниты, спокойному и спящему, прежде чем осмелился снова прошептать: «Я тебя люблю» .

Снова этот трепет. Посасывание в груди и животе, словно стоишь перед обрывом в горах. Впереди сногсшибательный вид, внизу угрожающая пропасть. Томми перекатился на спину и закрыл глаза. Да. Может быть. Вероятно. Почти наверняка.

Сна ни в одном глазу. Пролежав полчаса, Томми встал и натянул на себя шелковый халат Аниты. По пути на кухню включил свет в прихожей и случайно увидел себя в зеркале: перед ним предстал худший трансвестит Швеции.

Украшенный воланами халат Аниты был ему мал. Живот выпирал, раздвигая полы халата и обнажая седеющие волосы на груди. Намечающийся двойной подбородок, мешки под глазами, редкие волосы, которые давно пора подстричь. Смотрящего из зеркала человека должна переполнять благодарность за то, что такая женщина, как Анита, вообще хочет иметь с ним что-то общее.

Позади него в зеркале виднелась закрытая дверь. Томми обернулся: обычная межкомнатная дверь в обычной квартире. Примечательным было то, что трехкомнатная квартира Аниты для Томми была двухкомнатной, поскольку он никогда не был в комнате за этой дверью и понятия не имел, что там. В ответ на его вопрос Анита сказала, что комната ее , а ему туда нельзя.

Томми уважал независимость Аниты и поэтому даже не знал, заперта ли дверь, поскольку ни разу к ней не прикасался. Сейчас он сделал шаг в сторону двери. Если предстоит здесь жить, то должен же он хотя бы увидеть все комнаты? Что Анита так не хочет с ним делить?

Он опустил руку, прежде чем она коснулась двери. Открыть ее или нет – выбор за Анитой. Предать доверие, нарушить табу – не лучшее начало совместной жизни. Возможной совместной жизни.

Он сел за кухонный стол и открыл компьютер Аниты. Для многих компьютер – личное тайное пространство, но у Аниты оно находилось в другом месте, и Томми давно получил пароль: Vertigo58. Как и Томми, Анита любила Хичкока, а ее любимым фильмом было «Головокружение» [36] Оригинальное название фильма – «Vertigo». 1958 года. В строке поиска Томми написал: Брункебергский туннель полицейский . Об этом случае писали так много, что Томми сразу нашел то, что искал.

Мужчину, которого обнаружили свисающим на цепях с крюков для мяса, загнанных под лопатки, звали Сванте Форсберг. Сорок лет на службе. Томми кликнул на его фотографию. Он вряд ли был приятным человеком. Жесткое четырехугольное лицо и холодные темные глаза. Легче вообразить его преступником, чем жертвой пыток, к тому же необычайно жестоких. Не осталось ни пальцев, ни глаз, ни зубов, ни члена. Сванте невозможно было бы опознать, если бы его изувеченное тело не связали с похищением двумя днями ранее.

Томми открыл статью, в которой описывались подробности. В последний раз Сванте видели в кемпинге «Салудден» недалеко от городка Трусы. Там он был в июне-июле, приехал на серебристом яйцевидном кемпере. Оставалось неясным, жил ли он в этом доме на колесах, ведь тот исчез одновременно с похищением.

Однажды, когда Сванте вышел из кемпинга, на парковке рядом с ним остановилась «Вольво-V70». Оттуда выпрыгнули трое мужчин, по словам свидетелей, «южной внешности», и после потасовки затащили Сванте в машину, которую, как выяснилось позднее, угнали в Сёдертелье.

По словам судмедэксперта, пытки, вероятно, продолжались в течение всего времени между похищением и обнаружением трупа. Сорок часов или дольше. В крови у Сванте нашли следы эфедрина, который ему вкалывали, чтобы он до конца оставался в сознании. По лопаткам Томми пробежала дрожь.

В конце статьи упоминалось, что то лето для «Салудден» выдалось неудачным и на момент похищения Сванте гостей было необыкновенно мало. За месяц до этих событий из кемпинга мистическим образом исчезли четыре кемпера с проживавшими там людьми.

Томми решил найти статью о пропавших кемперах, но услышал звук и оторвался от компьютера. Анита стояла, прислонившись к косяку в чем мать родила, лишь длинные осветленные волосы покрывали ключицы. Руки усеяны следами небрежно сделанных в прошлом инъекций. Она поглядела на Томми, сидящего в ее халате в свете экрана, и сказала:

– Извращенец. И на что ты тут смотришь?

Пушок на коже Аниты подсвечивали лучи от лампы в прихожей. Томми опустил крышку ноутбука и сказал:

– Я тебя люблю.

На продажу ста граммов у Линуса ушло пять дней, хотя он обошел лишь треть подъездов. Он не рассчитывал, что клиенты сразу пристрастятся к товару. Но почти все, купив в первый раз, звонили ему через день или два и хотели еще.

Самый первый клиент Линуса, Йоран, настолько разошелся, что, занюхав первые два грамма, решил прикупить еще пять. Когда Линус принес заказ, он был необычайно перевозбужден, и Линус предложил ему притормозить. Йоран заверил, что все под контролем, а товаром заинтересовались его друзья. Линус ему не поверил.