Йон Линдквист - Икс. Место последнее [litres]

Пока Хенрик изучал стеллаж с дисками, Линус провел осмотр в квартире. На кухне не было стола, и, учитывая липкий журнальный столик, Жестянка наверняка ел перед телевизором. Кухонной утвари почти не было: Линус не нашел ни венчика, ни лопатки. Объяснение этому обнаружилось в морозилке, забитой полуфабрикатами и мороженым, мороженым, мороженым… В мусорном ведре под раковиной лежали две скомканные коробки из-под пиццы. Ничего удивительного, что Жестянка отрастил себе брюхо.

Вопреки опасениям Линуса, в ванной оказалось не так грязно. На полотенцесушителе болтался автомобильный ароматизатор в форме елки с запахом «Новый автомобиль», который смешивался с запахом чистящего средства. На двери висел календарь со «Звездными войнами», а на подоконнике ванной выстроились в ряд пластмассовые фигурки героев «Властелина колец». В груди у Линуса заныло – тяжелый печальный скрежет.

Наконец, спальня. Дыра внутри дыры. На окне тонкая красная штора, на стене разноцветная гирлянда, создающая ощущение дешевого ночного клуба. На прикроватном столике несколько книг в жанре фэнтези с яркими обложками, рядом девяностосантиметровая кровать с вязаным покрывалом. Скрежет в груди у Линуса усилился, когда он увидел белого игрушечного медведя, сидящего у спинки кровати. Словно кто-то отказывался прекращать грустный рассказ, а только добавлял новых деталей.

Линус открыл дверцу шкафа и нашел там объяснение тому, откуда у Жестянки такое прозвище. Двустворчатый шкаф был забит пустыми банками из-под пива, заботливо поставленными друг на друга. Несколько сотен штук, и, насколько видел Линус, там не было и двух одинаковых. С внутренней стороны дверцы висел написанный от руки огромный список. Столбец за столбцом названия сортов пива, напротив каждого – оценка по шкале от одного до пяти. Рядом с наименованиями, получившими пятерку, приклеены маленькие желтые звезды.

Эти звездочки стали последней каплей. Линусу сдавило грудь, будто гигантские руки отжали его легкие, словно тряпки. В глазах потемнело, и пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Горе, треклятое горе, не жизнь, а сплошной беспросветный ад и одиночество – вот и ищите тут смысл, если можете .

Тело словно превратилось в один большой гудящий колокол, в голове грохотало и шумело, когда язык колокола касался металла, и Линуса затрясло от вибраций, а на спине проступил холодный пот. Ужас. В чистом виде ужас.

Что я сделал?

Ты сделал себя сам.

Кто я?

Ты – ничто. Есть только мрак.

Линус попытался втянуть воздух в сжавшиеся легкие и обнаружил, что у него получается. Глубже и глубже, пока не смог выпрямиться. Звон колокола стих и превратился в далекое эхо, Линуса больше не трясло, пот на спине высох. Он подошел к кровати, взял медведя и бросил его в шкаф, сбив все банки, после чего закрыл дверь.

Когда Линус вошел в гостиную, Хенрик уже закончил рассматривать диски и сидел на диване с кока-колой и книгой фотографий со съемок «Темного рыцаря».

– Блин, ну и хата, – повторил он.

Очевидно, Хенрика так вдохновило то, что они сделали с Жестянкой, что теперь он считал себя настоящим гангстером.

– Даже не пытайся, – ответил Линус. – Все равно звучит нелепо.

Хенрик допил колу и состроил обиженную гримасу. Линусу было плевать. У него был собственный момент слабости, но он прошел. Оставались еще дела, которые надо было сделать, и на выяснения отношений у него не хватало времени.

– Мы уходим, – сказал он и пошел в прихожую. Только открыв входную дверь, Линус заметил, что Хенрик за ним не пошел. Он раздраженно покачал головой и вернулся в гостиную, где Хенрик изучал клочья пыли на полу. – Я сказал, мы уходим. Это означает, что мы уходим.

Хенрик посмотрел на него так, словно хотел что-то сказать, но не решался. Линус поманил его рукой:

– Выкладывай. Сразу.

– Ну, это самое… может, я тоже смогу здесь жить?

– Где?

– Здесь. На диване.

На секунду Линус задумался и увидел расклад, который его устраивал. Он сказал:

– Ладно. Но тогда тебе придется стать Золушкой.

Глаза Хенрика сузились. Сложно придумать что-то еще более унизительное, чем быть принцессой из диснеевского мультфильма. Он снова недовольно нахмурил брови и помотал головой.

– Что значит Золушкой? Не хочу я быть Золушкой.

– Ладно. Больше не хочешь быть моей сучкой? Если ты будешь здесь жить, тебе придется делать уборку. Мыть посуду. Стирать. Готовить.

– Я не умею.

– Что не умеешь?

– Готовить.

– А остальное? Умеешь?

– Наверное.

– Отлично. Сейчас я пойду домой, вернусь через несколько часов. И когда вернусь – здесь будет убрано. Идет?

Хенрик пожал плечами, но всем своим видом показывал, что все это ни разу не нормально. И все же ответил:

– Пожалуй.

– Ладно. Увидимся.

В последней попытке сохранить хоть какое-то достоинство Хенрик скорчил гримасу отвращения и спросил:

– И где мне взять чертов пылесос?

– Хенрик. Если ты его поищешь, то наверняка найдешь. Вместе с гребаной шваброй и долбаной тряпкой.

И Линус направился к входной двери, напевая рабочую песню мышей из старой «Золушки».

Поворачивая ключ в замке, Линус услышал, как мама, шаркая тапками, бежит к двери. Когда он открыл дверь, Бетти стояла в прихожей, лицо ее было пунцовым, руки сложены на груди. Под широко раскрытыми глазами виднелись темные круги, зрачки, словно лазерные прицелы, бегали по его лицу.

– Где же ты был? А? Где ты был?

– На улице.

Бетти зажмурилась от боли, и морщинки в уголках глаз стали резче.

– Знаю, что на улице! – Ее шепот срывался на крик. – Но что ты там делал? Почему не позвонил? Ты понимаешь, как мы с папой волновались? Как ты можешь с нами так поступать? Ты настолько нас ненавидишь?

Слишком много вопросов, на которые так просто не ответить. Линус сбросил кроссовки и, не снимая куртку, прошел в гостиную, где в коляске сидел папа с искаженным, непонятным выражением лица. За спиной продолжала шипеть Бетти, ее лицо было так близко, что Линус шеей чувствовал ее дыхание.

– Мы не могли спать, не могли есть, думали, ты уже мертв. Ты же всегда звонишь, почему сейчас не позвонил, я думала… думала…

Мамин голос оборвался, и она расплакалась. Что-то сдавило Линусу виски, все вокруг ощущалось таким вязким , словно каша, через которую надо пробираться, вместо того чтобы четко и бесстрастно принимать решения, на которые он теперь был способен. Линус кивнул папе, вышел на балкон, положил руки на перила. К счастью, мама за ним не пошла.

Смеркалось, рекламные щиты на крышах рядом с Норртуллем стали ярче в темноте и словно кричали еще громче. Линус схватился за алюминиевые перила.